Стелла Чиркова - Два берега

Пока визажист красила Мари, позвонила Елизавета Аркадьевна и сообщила, что они уже полчаса стоят на шоссе — все перекрыто для проезда правительственных машин. Половина кортежа успела проскочить, пока перекрывали, а половина — нет. И среди оставшихся как раз жених и свидетель, так что счастливчики все равно припарковались неподалеку.

Мари поняла, что в ЗАГС они обязательно опоздают. И скорее всего, они с девочками зря так старательно накрывали и украшали стол — с фуршетом не успеют. Но решила не расстраиваться, что бы ни случилось — все равно свадьбы всегда удаются, а неприятности бывают у всех.

Стразы от Сваровски на веки визажист наклеила чуть ли не «моментом» — иначе они просто не держались. И уронила весь кулечек, когда в комнату влетела Катя с краснеющим на глазах лицом. Яркие пятна проступали на светлой коже.

— Катя, что с тобой? — ахнула Мари, а визажист бросилась собирать по полу сотню разлетевшихся стразов.

— Шоколад. У меня аллергия на шоколад.

— А ты его ела?

— Да. Мне попалась коробка конфет, которую мы вчера открыли, но есть не стали. Я так волновалась, что съела одну конфетку, потом еще одну…

— Сколько ты съела?

— Не знаю… Сколько было в коробке, столько и съела.

— Твою мать, — тихо резюмировала Мари.

Кате дали две таблетки супрастина, и визажист переключилась на нее — срочно исправлять последствия шоколадного бума. Как только Алена нанесла тональный крем — тут же пошло раздражение на крем. Пришлось умываться, потом пробовать другой тональник, и в итоге Мари помогала только Жанна, а губы невеста красила самостоятельно — у визажиста хватало работы с Катей.

Катя просто не могла не выглядеть восхитительно на свадьбе у двоюродной сестры. Катя вообще не могла не выглядеть восхитительно. Это была главная цель и смысл ее жизни, и она неизменно добивалась своего. Катя не зря считалась в семье красавицей — она была нежной блондинкой с фарфоровой кожей, большими голубыми глазами и точеной фигуркой. Девушка походила бы на ожившую куклу, но этому мешала подвижность ее лица. Сочетание кукольной красоты и живости черт делало Катю не одной из череды одинаковых блондинок, а девушкой, которую ни с кем не перепутаешь. Единственным недостатком Катиной внешности была необходимость в макияже. Для Кати ежедневное тщательное прокрашивание бровей, ресниц и губ вовсе не казалось проблемой — так, неизменный ритуал, как почистить зубы и одеться. Жанна, например, предпочла бы ходить бледной, как моль, но только не тратить на это лишние полчаса. Сестры действительно были не схожи, как часто и случается у сестер.

Упаковывание невесты в платье прошло удивительно быстро — всего за какие-то пятнадцать минут. Куда больше времени заняли попытки прикрепить на ногти сережки — в виде сердечка на правую руку и ключиком на левую. Потом собирали сумочку, надевали украшения и как раз успели аккурат к звонку в дверь.

Чтобы соблюсти приличия и традиции, сначала зашли родители. Планировалось изобразить, что они тут и находились с самого начала: ведь отец должен был торжественно вывести Мари к жениху. Выкуп не планировали, и хорошо, все равно бы не успели.

Анна Аркадьевна пережила глубокий шок, когда увидела свою дочь в свадебном наряде (платье Мари не показывала никому, его видели только Жанна и Катя, но обе дали страшную клятву не рассказывать ни слова).

Тончайшая талия Мари, затянутая в корсет, казалась ниточкой. Бархатный пояс с крупными цветами еще больше подчеркивал ее неправдоподобную, небывалую узость (Жанна померила — сорок семь сантиметров). Довольно пышная юбка на семи кольцах спадала роскошными складками, искусно собранными в нескольких местах. Подол был расшит вручную серебристыми жемчужинками. Лиф — достаточно скромен: несколько жемчужинок и прозрачная вставочка посередине. В корсете довольно скромная грудь Мари казалась большой, а прозрачная вставочка делала округлые формы очень сексуальными. Шляпка-таблетка с легкой вуалеткой завершала образ женщины-вамп. Невесты-лебедь.

Черного лебедя…

Платье было черным. Черной была шляпка-таблетка, черной была крошечная сумочка, расшитая жемчужинками, черными были перчатки до локтя с жемчужными капельками. Даже туфли с тем же жемчужным узором были черными.

Анна Аркадьевна открыла рот. Потом закрыла. Потом опять открыла и жалобно сказала:

— Что же ты как на похоронах-то? Что люди подумают, если невеста в черном?

— Зато жених в белом, — объявила Мари и, не дожидаясь положенного вывода ее отцом, распахнула дверь и повисла на шее у Мити. Буквально на две секунды, а потом отошла, давая ему возможность рассмотреть любимую и «семь минут на обалдение».

Застыли все. Свидетель выронил букет. Мари кокетливо качнула бедрами и широко заулыбалась:

— Милости прошу, гости дорогие. Проходите сразу на кухню, будем пить шампанское.

Митя был в белом. Это придумала Мари. Его смуглая чистая кожа, темные роскошные волосы и черные глаза просто требовали яркого белого цвета. Костюм сидел как влитой, и Мари подумала, что знаменитый Остап Бендер должен был выглядеть именно так, как ее Митя. Это могло объяснить, почему его так повально любили женщины (в том числе зубной техник) и почему ему безоговорочно верили окружающие.

Пара «жених в белом — невеста в черном» произвела именно тот эпатирующий эффект, о котором всегда мечтала Мари. Ей не хотелось быть обыкновенной невестой, она хотела стать невестой, которую никто не забудет, хоть побывает на тысяче свадеб. Комплименты рекой лились от взявших себя в руки гостей, и под конец даже Анна Аркадьевна сказала:

— Не по традициям, конечно, но очень красиво. Платье тебе очень идет.

Митя не спускал с невесты глаз. А Мари улучила минутку и шепнула ему на ушко:

— Ты хотел бы сейчас всех выгнать и взять меня прямо в этом коридоре?

Митя только невнятно булькнул. Видимо, хотел.

Посмотреть на свадебный кортеж (восемь машин, из них четыре — джипы в ленточках, на лимузине — глупая свадебная кукла, номера гласят: «свадьба») сбежались соседи. Когда Митя и Мари рука об руку вышли из подъезда и Катя на всякий случай бросила в них рисом (она запомнила, что кто-то будет откуда-то выходить и надо кидать рис), бабушки на лавочке дружно ахнули.

Мари улыбалась, счастливая. Теперь она окончательно была уверена, что про ее свадьбу будут судачить еще целый год по всей окрестности.

Во время дороги в ЗАГС счастья у Мари поубавилось. Пробка была глухая, машины еле двигались, Мари укачало. Никогда раньше за ней не замечалось такого — ни в самолете, ни на корабле, не то что в машине. Но факт оставался фактом — чем ближе кортеж приближался к ЗАГСу, тем зеленее становилась невеста, ощущая дикое желание расстаться с завтраком. Митя заботливо приготовил пакет, и Мари разрывалась между тошнотой и смехом, который душил ее, когда она воображала в картинках невесту, прощающуюся с едой в обнимку с пакетом.