Бонни Дж. Перри - Голая суть

Волк поцеловал Скай во второй раз, слегка чмокнув в щечку. Он провел пальцем по лицу, которое он так хорошо знал, и почувствовал, как приливает жар, который не способен остудить осенний вечер.

— Пора идти, вождь! — воскликнул Золотой Початок.

Волк подвел Скай к себе и повернулся с нею лицом к собравшимся членам рода. Он чувствовал себя женихом, стоящим перед племенем доброжелателей в брачную ночь, разве что меняли картину собравшиеся вокруг дети. Дети, которым улыбалась Скай. Дети, которые глядели на нее с обожанием.

— Спасибо за подарок. — Скай дотронулась пальцами до сережек. — И за них за всех. — Она прикоснулась к одной из толстых косичек Скай.

«Спасибо тебе, дядя, — молился Волк. — Спасибо за то, что ты нам показал этой ночью». Он сам наблюдал за тем, как Скай вновь открывает для себя мир. Она наконец-то поняла, что значит брать на руки любого ребенка, как своего собственного. Она за эти два дня узнала о том, что значит принадлежать к племени Осаге, гораздо больше, чем многие из «англо» узнают за всю жизнь.

Гордость влекла его вверх, словно крылья Ночной Птицы, взмывающие к небу, усеянному звездами.

Она опять его жена. Его жена из племени Осаге. Его любовь. Его потаенная душа. Сегодня она дошла до самых сердечных глубин и рассказала историю их любви так же ясно, как если бы она была нарисована на стенах типи. Сегодня она превратила их любовь в легенду. Когда-нибудь Улыбающаяся Салли расскажет эту историю своим детям и детям своих детей.

Луна сезона урожая распростерлась над ними, как серебряное типи.

В горле у него стало сухо.

— Ты, должно быть, проголодался, — сказал Золотой Початок.

Внезапно до Волка дошло, что он не пил и не ел целый день.

— Позаботься о своем мужчине, Скай, — продолжал Золотой Початок. — Ему надо восстановить силы. Верно, Крадущийся За Добычей Волк?

Скай потрясенно посмотрела на них, точно она только что вспомнила о том, что он постился.

— Ты, должно быть, действительно проголодался, — сказала она, уводя его от толпы к небольшому костру, где находились вода и пища.

— Проголодался. — Он замедлил шаг, и они остановились. Больше всего ему был нужен еще один поцелуй. Он хотел лишний раз убедиться в том, что она хочет его точно так же, как он хочет ее. И когда их губы встретились, он уже знал ответ.

Они зашли в типи. Он сбросил с себя кожаную безрукавку сразу же, как вошел. Потом скинул медные колокольчики и мокасины. Его не соблазнил даже запах принесенной ею похлебки. Для него тут была только она и специфический, связанный с нею голод. Голод до такой степени острый, что у него болело все внутри.

Шедший из очага дым от горящего орешника окутывал их, словно серебряное обручальное кольцо. Волк опустил ее на пол, у потрескивающего очага. И они встали на колени лицом к лицу, и руки их были уже готовы изучать друг друга.

Ему хотелось достать до нее рукой и всюду ее трогать. Но он отгонял от себя это искушение, внезапно испугавшись, что рядом с ним не она, а видение. Он уже сотни раз представлял ее себе подле очага, увы, только в фантазиях.

Снаружи, на ветру, пела песня любовной флейты. И тут он понял, что она — настоящая, такая же настоящая, как и его к ней любовь. Он прислушался к флейте, тело его прониклось ее ритмом, а сердце вторило рефрену.

— Ты слышишь? — спросил он.

Она кивнула и подала ему чашку с водой.

Он медленно пил из чаши, наслаждаясь прохладой. Вода казалась еще слаще, потому, что ему ее подала она. Кусочки мяса, которые она вылавливала для него в общей миске, казались нежнее всего, что он ел когда-то. Он вгрызался в куски говядины, подтягивая ее пальчики поближе к своим губам. И когда он положил в рот последний кусочек мяса, то она не отняла пальцев от его губ, а стала водить ими по всему их контуру. И губы его ощутили привкус сладких трав. Он всосал ее указательный палец, слизывая с него остатки соуса, наслаждаясь нежным вкусом ее кожи. Он облизал ее пальцы все поочередно, пока не осталось единственное ощущение: смесь запахов его и ее кожи.

Он взял чашу у нее из рук и поставил ее рядом с ритуальными красками.

Скай сложила руки на груди, защищаясь от его жадных взоров. Ей было удобно в желто-красной рубашке, схваченной поясом на талии. Шли ей и блестящие голубые ленточки, ниспадающие с плечевых швов.

Дети дали ей верное имя. Глаза у нее были такие же голубые, каким бывает небо. А волосы ее соперничали с солнцем. Грудь его раздувалась от гордости. Она была его. Его Утренним Небом.

— Мне тебя так не хватало, Скай.

— А мне — тебя.

Голос любовной флейты прорезал ночной воздух.

— Ветер несет любовь, — проговорил он.

— Я слышу. — Она отпила воды из чаши, аккуратно приложив губы именно к тому месту, откуда пил он. Жест был эротическим, завораживающим.

— Но на тебе слишком много одежды. — Он расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки. Сделал то же самое со второй и третьей. Тыльной стороной ладони прошелся по ложбине меж обнаженных грудей. Никакого лифчика. Руки его сжались в кулаки.

Ему бы так хотелось просунуть ей руку под рубашку и взять ее мягкие округлости. Как свои собственные. Но он этого не сделал. Решившись действовать медленно, он расстегнул пояс Осаге у нее на талии. Подержал его минутку, ощутив горячую ткань, а затем аккуратно свернул его и положил рядом с горшочками с краской.

— Волосы у тебя такие светлые! Глазам больно. — Он запустил в них рукой, как бы расчесывая их и опуская их золотые колечки ей на плечи. Колечки, которые, как ему хотелось, должны связать их друг с другом навсегда.

Она подтянулась поближе. Он откинулся назад, вытянув ноги, как бы призывая ее оседлать их у колен. Он подтянул ее поближе, пристроив в естественный изгиб ног.

Она плотно обхватила его бедра своими. Жар. Жар. Это было все, что он ощутил, когда почувствовал у себя на бедре ее вес. А потом взяла верх чувственность. Тело его пело от желания, затянув молитву еще древнее той, что он возносил утреннему солнцу. Он стал твердеть и приподнял мускулистое бедро для того, чтобы приблизить к себе самую интимную часть ее тела, до того покоившуюся у него на ноге.

— Волк? — Она подалась вперед, снимая вес с его ноги.

Пульсация в низу живота сдерживалась набедренной повязкой. Судя по выражению восторга на ее лице, она полностью отдавала себе отчет в том, что она с ним делала. Его бедро у нее между ног делало с ней то же самое. Не было стремления сделать все поскорее и погасить жгучее желание. Было влечение до того примитивное и могучее, что он понял, что должен был чувствовать пра-волк, после долгой разлуки вновь увидевшийся со своей пра-волчицей.

Она откинулась, полностью переместив весь свое вес на его ногу. Как же следовало ему сосредоточиться на самой лучшей из попок, когда-либо прикрывавших его обнаженное бедро?