Заряна - 217-я жизнь. Блог бывшего экстрасенса

В тот день я шла на курсы подготовки к родам (да, я человек методичный и ответственный, если вы до сих пор этого не поняли!). Антон тоже их посещал со мной время от времени. И то, скорее всего потому, что я пообещала на роды его с собой не брать. Муж тут же стал навещать курсы более тщательно – думаю, он очень много говорил об этом всем своим друзьям и родственникам. Да, у меня загул, но я много чего делаю, вот даже на курсы хожу, рожать вместе с ней буду. Я тоже ответственный и взрослый человек!

В нашем скверике возле дома резвились вороны – они там всегда таскали кости, дразнили собак, обсуждали свежие новости, даже на людей голос повышали. Я их стала слегка побаиваться, как и многого в последнее время, поэтому пошла по другой тропинке. Но это не помогло. Одна из черных товарок полетела ко мне, сделала петлю, как заправский истребитель, и при заходе сзади дала мне весьма ощутимый подзатыльник. Видимо, для того, чтобы я не смогла от этого знака отмахнуться, мол, случайность.

– Ворона меня предупредила, – сказала я сама себе вслух. – Ну, вот теперь уже точно все!

Если кто-то еще удерживал ситуацию на самом краю (например, мои ангелы-хранители, Высшие силы, любовь моих родных или кто-то еще добрый и сильный), то теперь она окончательно пойдет вразнос.

Самое трагическое в жизни видящего, по-моему, то, что ты видишь какие-то события, повлиять на которые не сможешь. И от того, что ты знаешь их заранее, легче тебе не становится. К самому тяжелому редко даже удается привыкнуть. Все равно это оказывается полной неожиданностью, как бы ты ни подозревал или даже уже все это видел (классическое «дежавю» переводится с французского как «уже видел»).

На курсах в тот день было заключительное занятие. Мы смотрели фильм о родах – долго и подробно, чтобы будущие роженицы четко понимали весь процесс, последовательность этапов: какие сложности и опасности есть на каждой фазе родов и к чему готовиться на котором часу этих пыток.

Фильм документальный, настоящее методическое пособие, и, разумеется, очень драматичный. Плакала, считай, вся группа – и женщины, и мужчины. Кажется, кроме меня. Я даже подумала, что просто уже все слезы выплакала, они банально кончились.

Впечатление от фильма было настолько сильным, что группа даже не смогла ничего обсуждать – так в молчании, не прощаясь, мы и покинули классную комнату.

Антон пошел со мной к метро, остановился покурить, попросил меня побыть с ним.

Волнуется. Долго раскуривает. Поднимает на меня свои теплые глаза. И задумчиво, ласково говорит:

– Я тут понял, что ребенка хочу. А вот жить с тобой – нет.

Продолжает курить и ласково так, жалостливо на меня смотреть.

Может быть, он ждал, что я сейчас начну его умолять вернуться? Может быть, это была его форма мести за то, что я его пыталась выгнать? Может быть, это просто такие у него были эмоции после фильма? Это я сейчас могу об это подумать.

Тогда же я стояла у метро и рыдала. Просто рыдала: без мыслей, без боли, как рыдает младенец, у которого еще нет представления о морали и четности. Все слезы, которые остались во мне со времени фильма – фильма о том, какую боль нам с малышом придется терпеть, какие проблемы возможны во время родов – под напором выталкивались из меня, как ржавая вода из крана после того, как ЖЭК ее все-таки дал.

Да, действительно, более эффектного момента, чтобы отказаться от меня, Антон найти бы не смог. В драматурги бы ему пойти, сериалы сочинять!

Минут через десять он заскучал гладить меня по головке и спросил – не отвезти ли меня куда-нибудь. Я сказала, чтобы он ехал по своим делам. Он потоптался-потоптался и уехал-таки.

Я рыдала еще 30 минут – по часам у метро было очень хорошо отмечать время. И поплелась к своим студентам.

Антон ушел днем. Почти без вещей. Никто не устраивал прощальных спектаклей.

Антон – потому что со всей искренностью клялся быть здесь регулярно и мне помогать всем-всем-всем, о чем я попрошу. Я – потому что не знаю, что сказать тому, кто бросает тяжелобольного человека (за полтора месяца до родов я уже плохо ходила), как раненого на поле боя.

В квартире стало тихо, можно стало просто лежать, просто смотреть в потолок, не вздрагивая от звонков, шагов и голосов на улице. Просто дышать. Мы с квартирой, верной наперсницей моих бед, вздохнули спокойно.

Часа через три позвонил муж и бархатным голосом позвал:

– Маняша! – со своей особенной «летящей» интонацией, от которой я таяла.

Но не в этот раз. Никакая я не Маняша!

А ведь действительно, уже нет!

Я давно уже просто Маша.

Но Антон не в курсе моих прозрений.

Он просто продолжает в том же духе, по накатанной:

– Как тебе там? Без меня? Может, мне приехать?

Я отвечаю кристально честно, что без него намного лучше, чем с ним. После чего разговор логически увядает, потому что ему надо было бы найти способ вернуться, а мне хотелось просто дышать – молча, без напрягов.

Еще несколько раз Антон приезжал в квартиру и наводил порядок, привозил еду. Затем просто пропал. Ни в аське его нет, ни в «Твиттере». Загулял, видимо. Ушел в штопор.

Прошло еще несколько вечеров, потом даже целых две недели. На самом деле я так уставала от своей работы-учебы, что вечерами просто тихо лежала на кровати и мурлыкала что-то ребенку. И спала.

Однажды в полной тишине раздался резкий звук телефона:

– Скорее, с Антоном что-то страшное! – значит, свекровь. – Я пришла с работы, он лежит на полу и корчится. Я думала, он обкурился, пьяный. Поднимает глаза. Болит что? – говорю. Он не жалуется, «скорую» звать не дает. Я его подняла, а он – глаза черные…

Ты должна что-то делать! Ему больно так, без тебя!

Только ему больно? Больно мне, больно ребенку. Нам больно уже очень давно, наверное, целые тысячелетия. Его черная тоска, или сушь, как ее называют бабки-ворожеи, к которым бегает половина населения страны – это родная сестра моей тоски…

На следующее утро звонит Антон, голосом тщательно демонстрирует, что все отлично. Говорит, что он заедет вечером.

Появляется значительно раньше – надушенный, наглаженный, с намертво приклеенной улыбкой и вкрадчивыми манерами (это у него называется «разведать обстановку»). Начинает помогать по дому, выносит старые пакеты и между делом вставляет фразы о том, как он востребован женским населением. Его привозят на работу и увозят с работы, слушают каждое его слово, зовут к себе. Да он просто нарасхват.

Опять это дивное свойство мужиков – стараться понравится одной даме, расхваливая качество или количество отношений с другими.

– Может быть, мне вернуться? Тебе же тяжело одной? – заботливо так.