Ронда Дьюпорт - Чудо поцелуя

У нее было подспудное ощущение, что резкость его тона относится скорее к самому себе, чем к ней.

— Постарайтесь поскорее выбросить все из памяти, мисс случайная встречная.

Она подозревала, что у нее уйдет немало времени, чтобы окончательно позабыть Джозефа Уоткинса. И еще больше — чтобы забыть поцелуй, который едва не перевернул ей душу.

— Как вы собирались, — вежливо продолжал он, — вы сможете написать об этом захватывающую историю…

— Да… конечно… я постараюсь…

Она не верила своим ушам. Что это — блеф? Во всяком случае, для нее это выход из положения. Ей бы следовало балдеть от радости. Но почему-то перспектива ухода Джо не казалась ей таким счастьем, каким должна была быть.

— Если смогу, буду следить за газетами, — сказал он. — Только, пожалуйста, пишите правильно мою фамилию. Во время процесса ее постоянно путали.

Гримаса не то боли, не то гнева исказила его лицо. Со звуком, странно напоминающим сдавленный стон, он проворным движением наклонился, грубо обнял ее за плечи и расцеловал.

Этот внезапный порыв не имел ничего общего с его ночными нежными прикосновениями к ее губам. Ей бы следовало стыдиться того, что так легко разомкнула их. Ей бы следовало укротить свой язык, который слишком послушно принял настойчивое вторжение его языка. Вместо этого она фактически поощрила дерзкое насилие над собственным ртом, закинув руку за его горячую, грубую, заросшую шею.

Так же резко он отпрянул. Не сказав больше ни слова, он выхватил из кармана брюк ключи от машины и широкими шагами устремился к двери.

Болезненное ощущение пустоты наполнило ей сердце.

— Постойте, Джо! — воскликнула она.

Он обернулся с вопросительным выражением лица.

— Я… э… — Нэнси не знала что сказать, оттого что не была готова распрощаться с этим странным, удивительным человеком, который так бесцеремонно вторгся в ее жизнь. — Обождите минутку, хорошо?

Почти машинально она опустила ноги на пол и шагнула за ним вслед. Цепь наручников тут же вернула ее назад, заставив присесть на краешек кровати.

— Я не… я хочу вам что-то сказать…

— Вот как? Я думал, вы ждете не дождетесь, когда я исчезну!

— Я не могу так расстаться. Поверьте… я не могу. — Поскольку это было правдой, она, очевидно, сама не понимала, с чего это ей вздумалось прикладывать какие-то усилия, чтобы задержать его. — Я только… У вас же очень болит голова?

Джо удивленно вздернул черную бровь.

— Я думал, вам это совершенно безразлично…

— Так вы поэтому прихватили меня с собой? И еще потому, что у вас после травмы начались проблемы со зрением?

— Вы очень догадливы, Нэнси, как и подобает репортеру.

— Вы правы. Мне платят за то, чтобы я все подмечала. Но вы не ответили на мой вопрос, Джо. Когда вы брали меня в заложники, вы планировали использовать меня как живой щит? Или вам просто было нужно, чтобы я вела машину? Скажите мне правду, Джо. Пожалуйста! Для меня это очень важно.

Если рассуждать серьезно, то ей самой было сейчас не ясно, почему для нее так важны различия в его мотивации.

Он пожал плечами.

— Ну, хорошо. Я нуждался в вас. Этот удар балкой по голове действительно повредил мое зрение.

— Вам нужен был водитель. Почему я, а не кто-то другой? Вы же ненавидите репортеров. Сами это говорили…

Ему не хотелось пускаться в объяснения своих сомнительных мотивов и еще более непонятных эмоций. Тем более что ее упрек был абсолютно справедливым. Он не делил свою неприязнь между конкретными журналистами. После суда он их всех терпеть не мог.

— Извините, Нэнси. Я не хочу играть в пресс-конференцию. В тюрьме эта игра совершенно непопулярна. Прощайте и будьте счастливы.

Он вновь повернулся к двери.

Чувство, близкое к панической истерике, заставило ее опять окликнуть его.

— Вы уверены, что теперь видите достаточно хорошо, чтобы вести машину, Джо? Не разобьетесь на первом же повороте?

Держась за ручку двери, он бросил взгляд через плечо.

— Сейчас, при дневном свете, я должен справиться.

— Непросто и с хорошим зрением ехать по здешним извилистым дорогам, — сказала она с нажимом. Уж не сошла ли она с ума, подумала Нэнси, уговаривая его взять ее с собой, когда для любого нормального человека было бы главным освободиться от вооруженного преступника.

— Вот я и попробую, вдруг пронесет.

Однако он повернулся и снова подошел к кровати, неодобрительно глядя на нее сверху вниз.

— Что все это значит, Нэнси? Чего вы добиваетесь?

Ему еще непонятно! Этот преступник, столь же отталкивающий, сколь и привлекательный, мучительно зацепил и ее репортерское любопытство, и ее личные чувства. Если он сейчас уйдет, у нее больше не будет никаких шансов узнать подлинную историю Джозефа Уоткинса и выяснить, был ли в самом деле вердикт присяжных ошибочным. Именно эта истина была ее главной целью, фальшиво уверяла она себя. Ничто другое, кроме этого, не имело значения.

За все это время, убеждала себя она, Джо не причинил ей вреда — правда, вовлек в свои странные дела и удерживал всю ночь против ее воли. Для отцеубийцы он был слишком джентльменом. Мягкая речь, разумная вежливость, стремление быть снисходительным. К тому же, как умная женщина, Нэнси понимала, что очень ему нравится. Она же видела, чего ему стоило ночью оторваться от нее. Она сама отдалась на его милость, лежа в одной постели с ним, — и он в итоге не тронул ее.

— Вы спасли меня в бурю, Джо. А потом отважно и самоотверженно трудились, чтобы помочь остальным. Мы все вам задолжали, а я привыкла платить долги.

— Ничего вы мне не должны. Я всего лишь делал то, что каждый сделал бы на моем месте.

Вряд ли бы каждый, подумала Нэнси. Вопреки очевидному, она нутром чувствовала, что Джозеф Уоткинс — глубоко порядочный человек. По своей ли вине он угодил в тюрьму?

— То, что вы сказали вчера, Джо, насчет непричастности к смерти отца… это правда?

Идиотский вопрос, и она это понимала. Настоящий убийца мог, конечно, легко и правдоподобно солгать. Она смотрела ему в глаза, стараясь заглянуть за тот мысленный занавес, который он обычно опускал между ними.

— Я не убивал своего отца. Я даже курице не мог голову отрубить.

Под твердым взглядом его серых глаз она заколебалась. А что, если он говорит правду? Система правосудия небезупречна. И судьи, и жюри присяжных, как всякие люди, могут ошибаться. Что за жуткая ситуация для интеллигентного человека, коли он действительно невиновен! И какой захватывающий сюжет для психологического очерка! И если он не врет, вряд ли стоит осуждать человека, пытающегося убежать от системы, которая так жестоко ошиблась, несправедливо наказав его.

— Допустим, я убил своего отца, — продолжал Уоткинс. — Тогда разве не логичнее с моей стороны было бы утверждать, что это случайность или самозащита? Мой адвокат настойчиво подталкивал меня к этому, тем более что дюжина людей видела, как взбешенный отец набросился на меня. Защитник был уверен, что мне грозит всего лишь краткое заключение. А если повезет, то и вовсе оправдают.