Этьен Годар - Соседка

Бернар еще острее и мучительнее почувствовал свою вину перед Арлетт.

Боже! Как он мог! Если бы он знал раньше… Никогда и ни за что не совершил бы этого.

Теперь он понял, что навсегда останется только с Арлетт. Он исправится. Он будет слушать ее и превратится в образцового мужа. Он больше никогда не заставит ее страдать, не причинит боль, сделает все, чтобы случившееся поскорее забылось.

Их связывал не только Тома, но и крохотное существо внутри Арлетт. Это будет девочка. На лице Бернара появилась блаженная улыбка.

Да, Арлетт никогда не будет страдать…

Чета Бушор остановилась неподалеку от Ниццы в живописнейшем месте побережья. Кристально чистое море, ослепительное солнце, желтый горячий песок, стройные пальмы и тополя создавали великолепную экзотическую обстановку для отдыха и неповторимую идиллию. Как на всех приличных курортах, недалеко от пляжа раскинулся тенистый парк с фонтанами, прудами, широкими аллеями. Тут же размещались водо и грязелечебницы, минеральные источники. И немного подальше массажные кабинеты, душевые и сауны, где располневшие дамы со всего света проводили многие часы в надежде похудеть.

Матильда и Филипп сняли небольшой домик с террасой на самом берегу моря. Домик окружали роскошные пестрые клумбы с южными цветами и замечательный сад.

Филипп не любил загорать и после утреннего купания обычно лежал в гамаке в тени анисовых деревьев. А Матильда обожала солнце. Подолгу плескалась в море, разомлевшая от жары, часами валялась на прибрежном песке. Не прошло и нескольких дней, как ее кожа покрылась шоколадным загаром. Из белокожей француженки Матильда превратилась в смуглую сицилийку. И только ослепительно белые зубы выделялись на ее лице.

По вечерам они гуляли по парку и ходили ужинать в ресторан.

Матильда заметила, что становится до неприличия черной, и решила прервать на несколько дней свои солнечные ванны. После утреннего купания она, как обычно, сходила за минеральной водой, приняла душ и, расположившись за большим столом на террасе, принялась за работу. Окружающий пейзаж приносил вдохновение.

— Я видел эскизы твоих рисунков, — Филипп подошел к ней. — Замечательная книга получится.

— Ой, не знаю, не знаю, — Матильда пожала плечами. — Ты говоришь о моих работах, а сам думаешь о другом.

Филипп отложил газету, сел в кресло.

Они так и не решились поговорить после того злополучного дня. Целую неделю в Эвиане они вели себя так, будто ничего не произошло. Конечно, настроение у обоих было уже не тем, этого нельзя было скрыть, но Матильда ждала, что Филипп сам начнет разговор. Но он молчал. И это молчание угнетало Матильду. Хотелось ясности.

— Да, я думаю о том, как мы будем жить дальше, — сказал Филипп. В его голосе не было прежней мягкости и ласки. — Я договорился с мадам Жюво, чтобы подыскала нам квартиру где-нибудь в Гренобле. Она — наш добрый гений. Недавно я узнал про нее вот что. Ее прежний любовник (он живет где-то в Новой Каледонии) вроде приехал ее повидать. И представляешь, она специально уехала в Париж, чтобы его не видеть. Она понимала: прошлого не вернуть. И поэтому избежала встречи.

— Неправда! — от его слов Матильду передернуло. Она вскочила со стула.

Уж она-то знала настоящую правду. Бернар рассказал ей все во время одной из встреч в гостинице. Поверхностность суждений Филиппа разозлила Матильду.

— Ты говоришь просто чушь, — сама того не замечая, она стала кричать, хотя повышать тон было не в ее манере. — Этот человек был ее единственной любовью. Из-за него она пыталась покончить с собой. А он до сих пор не знает этого. Она пощадила его. Поэтому и уехала. Мадам Жюво — необыкновенная женщина.

Матильду трясло. Она не терпела, когда оскорбляли это святое чувство. Не каждый способен любить, а тем более так самозабвенно. История мадам Жюво очень взволновала ее еще тогда, потому что была глубоко близка ей. Матильда знала, что такое любовь. Она тяжело вздохнула и села в кресло.

— Ему этого никогда не понять, — сказала она.

— Еще бы! И мне этого не понять. Вы — женщины — умнее нас в любви.

Всегда спокойный и уравновешенный, Филипп взорвался. Никогда ему не было так обидно и горько. Он принимал Матильду такой, какая она есть, но теперь уже во многом не мог разобраться. Возможно, он холоден и недалек, не понимает каких-то тонкостей женской души, но он жил всю свою жизнь, никого не обманывая, и не терпел лжи. Он всегда был открыт и прям. И вот в один прекрасный день он узнает, что его жена, которую он обожал, считая святой, обманывает его, лжет. Все эти годы (ведь до свадьбы они были знакомы четыре года) он жил с лгуньей. Значит, все ее слова, все, что она когда-либо делала, говорила, ее поцелуи — все фальшь. Она только жила с ним под одной крышей, а ее душа, ее чувства всегда принадлежали другому.

От этих мыслей Филиппу становилось совсем не по себе.

Но еще больнее было видеть страдания Матильды. Он видел, какое впечатление на нее произвели его слова. Но он должен был их сказать. Больше, пожалуй, он не будет возвращаться к этой болезненной теме. Он должен ей помочь. Отдых пойдет ей на пользу. Они постараются пробыть здесь как можно дольше, а по приезде он сразу займется поисками нового жилья. Нужно все уладить. Он не может ее потерять.

Поздней августовской ночью такси подъехало к дому Бушоров. Из машины вылез Филипп и стал вносить чемоданы в дом. Немного помедлив, вышла Матильда. У крыльца она остановилась. В окнах соседей горел свет. Уже поздно, почему же они не спят?

— Пойдем, Матильда, — Филипп взял ее под руку и повел в дом.

Включили свет. Здесь все было, как прежде, но выглядело угрюмо. Стены, мебель как будто говорили: «Уезжайте отсюда, уезжайте».

Филиппу не хотелось возвращаться в этот дом. Не хотелось встречаться с соседями. Он знал, что Бернар, будучи рядом, вновь нарушит душевный покой Матильды.

Но другого выхода пока не было, и Филипп как ни в чем ни бывало принял душ. Приготовил чай.

Матильда, очень уставшая с дороги, сразу после ванны легла в постель.

— Выпей, дорогая.

— Спасибо, милый, — она поставила поднос на колени.

И все-таки это был их дом. Они успели привыкнуть к нему. И эта спальня, так тщательно обставленная Матильдой, стала до боли родной. Так не хотелось все это разрушать…

С этими мыслями они уснули.

Матильда проснулась от шума электрической бритвы. Было воскресенье, но Филипп почему-то решил встать так рано. Матильда подошла к окну. Отодвинула шторы. Утренние лучи солнца озаряли комнату. В том году лето было на редкость удачным. Дни стояли теплые и сухие.

Чета Куффре вероятно еще спала. Окна их спальни были плотно зашторены.