Александр Трапезников - Подари мне жизнь

— Аэропорт прибытия — «Бен-Гурион», — прочитала Рита. — И что мы с тобой делать будем в Израиле, равинчик ты мой?

— Как же? — изумился он. — Средиземное море, Красное, Мертвое — большой выбор для отдыха. В Москве что-то стало холодать. Чувствую вокруг себя какие-то телодвижения, даже слежку. У меня нюх, как у добермана, — и он покосился на человека, продолжавшего читать газету. — Пошли в номер к Гельмуту. Надо еще кое-какие дела уладить.

— Мертвое море — это хорошо, — сказала Рита. — А не боишься с него в цинковом ящике вернуться? Или у тебя билеты только в один конец?

— Чур тебя! — замахал на нее руками Каргополов. — Накаркаешь еще, ведьма!

— Не забудь, что под Новый год ты обещал сыграть нашу свадьбу. Осталось всего два месяца.

— Погоди-таки спешить, — по-одесски заговорил Каргополов, видимо, уже готовясь к деловому общению с соотечественниками в Израиле. — Мы разве вам говорим «нет»? Перестаньте меня смешить.

— Но мы-таки не говорим и «да», — ответила в тон ему Рита. — Я не поеду с тобой в Тель-Авив, если ты не выпишешь мне немедленно сумму в двадцать пять тысяч долларов. Будем считать это твоим маленьким свадебным подарком. Не считая, разумеется, оформленной на меня квартиры из четырех комнат и «форда». Тогда договоримся. Я даже готова вытащить тебя из Мертвого моря, если станешь булькать.

— Там не тонут, соль держит, — сказал Каргополов, почесывая затылок. — Ну ладно, ладно, согласен. Все у тебя будет, злыдня. Только любви мне дай, крепкой. Знаешь, я уже совсем старый и не слишком здоровый человек. И нервы на пределе, и сплю плохо. Кругом — враги и сволочи, — он опять покосился на человека с газетой. — А ты — моя последняя лебединая песня. И мне так хочется настоящей любви и нежности, что… что…

Каргополов не находил слов, а Рита впервые, пожалуй, подумала, что он говорит сейчас искренне. Но секундная слабость прошла, и депутат вновь обрел прежнюю вальяжность и грубоватость в голосе.

— Потопали к Гельмуту, — сказал он, беря Риту под руку.

— Погоди, «нежность» твою захвачу, — ответила она, забирая со столика букет хризантем.

Они стали подниматься по лестнице, а человек в кресле сложил пополам газету, вытащил мобильный телефон и начал набирать номер.

— Он здесь, — произнес человек негромко. — Вместе с фотомоделью.

В номере Гельмута находился еще и Мамлюков, ведущий какой-то оживленный разговор с хозяином.

При виде Каргополова они замолчали, как-то странно переглянулись, из чего депутат вывел заключение, что речь шла именно о нем. «Сдать меня хотят, гады! — решил он. — Ничего, они еще не знают Каргополова! Я их всех первый кину, если запахнет жареным». Однако гостей встретили радушно. На столе появились фрукты, коньяк, шоколадные конфеты. Рита поставила хризантемы в вазу.

— А где Оль-ень-ка? — спросил Гельмут. — Почему ее нет? Где майн невест?

— Оленька уже рожать собралась, а ты спохватился, — ответила Рита. — Вот родит тебе мальчика, тогда и увидишься.

— Хочью дьевочку, — возразил Гельмут.

— Девочку тебе захотелось? — спросил непонятливый Каргополов. — Прямо сейчас? Так я позвоню портье.

— Ньет, дьевочку от Ольеньки, — сказал немец. — Ферштейне?

— Ну, я, пожалуй, пойду, — усмехнулся Мамлюков и поднялся. — Вы уж тут сами, без меня, с девочками и мальчиками разбирайтесь.

— Погоди, — остановил его Каргополов. — Почему-то задержали мой груз на русско-украинской таможне. Ты не в курсе? Это же твои люди.

— Не сейчас, — покосился на отошедшую к окну Риту Мамлюков. — Поговорим завтра. Я выясню. Или дня через два.

— А послезавтра я уже улетаю в Израиль, — сказал депутат. — Чартерным рейсом. На отдых.

— Вот и отдыхай на здоровье! — похлопал его по плечу Мамлюков. — А со всеми проблемами мы тут сами разберемся. Будь спок!

— Тревожно как-то, — пожаловался депутат. — Сердце ноет.

— Сексом займись, — посоветовал фармакологический магнат. — Могу дать кое-какие пилюли. Моего концерна. Стоит, как у утопленника.

— Чего вы мне все об утопленниках толкуете? — обиделся Каргополов. — То Рита, то ты. А от твоих пилюль и впрямь импотентом станешь! Гельмуту вон дай, — и он кивнул в сторону немца, который в это время говорил с кем-то по телефону. — Все равно Ольга не от него рожает, а ему до фонаря, лишь бы приплод был. Радуется еще! Христос.

— Ты коньячка выпей, а то и впрямь нервишки шалят. Жена-то как? В курсе, что ты от нее намерен ноги сделать?

— Пока нет. Нанесу ей этот удар завтра.

Мамлюков отвел его к двери, подальше ото всех и понизил голос:

— А наш разговор о ней не забыл? Смотри — Света женщина опасная. И много о тебе знает. Мне говорили, что у нее даже досье на тебя готово. Пленки какие-то, документы… Как бы не потянула тебя на дно. А с тобою и других. Вот тогда уж точно утопленником станешь.

— Ты опять? А разговор тот я помню, — у Каргополова начала дергаться щека. — А люди-то твои готовы на это дело? Ты о человечке каком-то говорил, мол, способный парень.

— Всегда готовы! — салютовал по-пионерски Мамлюков. — И человечек есть. Правда, сейчас он временно в отпуске, вроде бы тоже в Израиль собрался, но я его задержу. Сделает, что надо.

Каргополов задумался, держась за дверной косяк.

— Погоди пока, — проговорил он наконец. — Вот вернусь с Мертвого моря, тогда все разом и завершим.

— Ну-ну! — снисходительно отозвался Мамлюков. — Как хочешь. Но в таких вопросах медлить нельзя: Мертвое море — оно, конечно, хорошо, но мертвая жена — лучше.

Тут дверь распахнулась, и на пороге возникла сама Светлана Викторовна, собственной персоной, в ярости, с хлыстом в руке и в жокейской шапочке. Каргополов испуганно попятился. Мамлюков скривил рожу и отошел в сторону. Гельмут застыл с телефонной трубкой в руке. Рита неожиданно засмеялась от предвкушения битвы амазонки с кентаврами, и закрыла лицо букетом хризантем.

Но Светлана Викторовна в комнату не вошла. Она лишь плюнула в сторону мужа.

— Это мое тебе последнее «прощай»! — громко заявила она, дрожа от гнева. — Хотелось еще раз поглядеть в твои бесстыжие глаза! Между нами все кончено. Чтоб ты утоп в этом Мертвом море вместе со своей шлюшкой! А если выплывешь, то знай — я тебя раздавлю, как таракана!

Она резко ударила хлыстом по дверному косяку и, повернувшись, побежала прочь. Немая сцена в номере люкс длилась еще почти целую минуту.

Вернувшись домой, Константин, вне себя от радости и еще не веря в удачу, стал поспешно бросать в свою дорожную сумку разные вещи — одежду, книги, электробритву и прочую мелочь. Елизавета Сергеевна и Петр Давидович заглянули в комнату.

— Мальбрук в поход собрался! — сказала мама.

— Ты куда это, сынуля? — спросил отец.

Не удержавшись, Костя обнял их обоих.