Фэй Уэлдон - Жизнь и любовь дьяволицы

— Отец Фергюсон, — сказали ему начальники, — мы не ослышались? Вы проповедуете брак без секса для паствы и брак с сексом для пастыря? Вы непоследовательны, вам не кажется?

— Не более, чем сам Иисус, — отвечал отец Фергюсон, ничуть не смущаясь. — Сегодня он проклинает несчастную смоковницу, а завтра смиренно подставляет щеку.

Отец Фергюсон каждую неделю печатал в газете объявление, что ему в дом требуется экономка. И она действительно была ему нужна. Он совершенно не справлялся с одеждой. Не жалея сил, он стирал свои рубашки, а они все равно выглядели несвежими. Он чуть не до дыр тер воротнички, но грязный след оставался; он не понимал, в чем дело. Каждый раз, когда он открывал дверцы огромного скрипучего гардероба, доставшегося ему от матери (свадебный подарок ее бабки), и вынимал оттуда брюки, он обнаруживал на них пятна, которых — он мог поклясться! — еще накануне не было. Может, он убирал их при тусклом свете, а доставал при ярком? Впрочем, с освещением в доме теперь всегда было неважно. Когда-то здесь кругом простирались поля, росли цветы и деревья, и через окна света проникало больше чем достаточно. Ныне дом со всех сторон обступили гаражи и многоэтажки, забирая весь Божий свет себе и оставляя на долю других лишь полумрак и выхлопные газы.

Иногда ему начинало казаться, что он живет в аду. Продукты в холодильнике у него постоянно портились. Он не мог понять, в чем дело. Ведь всем известно, что в холоде продукты хорошо сохраняются. Стены морозильной камеры изнутри были сплошь усеяны какими-то черными пятнами. Может, он оставлял продукты слишком надолго, забывая, что время все-таки не стоит на месте? Он плохо разбирался в еде и вообще мало ею интересовался, но все же ему было бы приятно без хлопот съесть на ужин кусочек сыра или яичко.

Когда Молли Уишент пришла наниматься к нему в экономки, отец Фергюсон сразу подумал, что его трудностям пришел конец. Перед ним была женщина особенная, на других непохожая. Уж ее-то прихожане наверняка не заподозрят в способности вызывать у мужчин эротическое влечение. Сильная, с хорошей речью, умная; явно не в ссоре с законом; а причина, по которой она согласилась наняться к нему на работу, — желание с пользой употребить время, пока она, согласно предписанию врача, сбрасывает вес, — показалась ему не совсем обычной, но достаточно правдоподобной. Такая не станет закатывать истерики, вопя, что в доме водятся привидения. Ей не придет в голову утомлять его пустой трескотней во время завтрака, и она не нацепляет на себя золотой крестик, надругаясь над смертью Спасителя, как это делают многие в наши дни. На лице у нее родинки, из которых торчат волосы, и, значит, ее нельзя упрекнуть в самовлюбленности — она не будет утром и вечером часами торчать в ванной, создавая для него неудобства. Не станет жульничать, предъявляя счет за продукты. Он подумал, что такая малость, как избавление от лишнего веса, вряд ли что-то изменит в судьбе этой несчастной — увы, красоты ей это не прибавит; но, разумеется, это не его дело и было бы глупо высказывать свои мысли вслух.

— Мы с вами никогда раньше не встречались? — спросил он.

— Я жила у Вики, помогала ей по дому. Это, если помните, беременная молодая женщина, уже мать двоих детей, без мужа, живет в Брэдвелл-парке.

— Что-то не припоминаю, — сказал он. — Их столько — таких!

— И будет еще больше, — сказала Молли Уишент, — если вы и впредь собираетесь наставлять их в том же духе.

— Все мы чада Господни, — пробормотал он, немало изумившись.

Он выразил надежду, что она не очень боится холода и не станет без крайней надобности включать электронагреватели. Она заверила его, что будет согреваться работой. Разговор происходил в ее первый день на новой службе. Спальню ей отвели в одной из комнат, под крышей, и всякий раз, когда внизу по улице проезжал грузовик, с потолка сыпалась штукатурка. Кровать была железная с провисшей сеткой и очень древним волосяным матрасом.

Спустя неделю Молли посоветовала отцу Фергюсону купить новые рубашки. Отец Фергюсон заметил, что им всего десять лет, а когда она сказала, что для рубашек это весьма солидный возраст, он возразил — у его отца рубашки держались двадцать лет; тогда ей пришлось сдаться. Она отрезала подшивку внизу и поставила заплаты под мышками. Воротнички у священника были съемные; по наследству от дяди ему достался еще десяток запасных.

— Господь не забывает рабов своих, — заметил отец Фергюсон.

Вскоре ей потребовались мыло и горячая вода — мол, без этого трудно справится со стиркой; а он вспомнил годы учебы в семинарии, в Италии, — там все стирали в студеной речной воде и безо всякого мыла. Молли высказала предположение, что, скорее всего, вода там была мягче, тогда как у них в городе вода жесткая; но она все же согласилась подобрать какой-нибудь стиральный порошок (благо они недавно появились), который одинаково отстирывает как в горячей, так и в холодной воде.

Она внимательно изучила пятна на его брюках и затем обследовала гардероб. На верхней крышке она обнаружила какой-то грибок, который время от времени выделял капельки липкой жидкости. Грибок сей же час был решительно искоренен.

Она ввернула стосвечовые лампочки взамен сорокасвечовых, которые всегда казались ему единственно возможными, и сразу стало понятно, откуда взялись пресловутые тени монахов: длинные занавески в холле, подхваченные сквозняком (когда в столовой зажигали камин, холодный воздух с чердака устремлялся вниз), приходили в движение, развевались — и наверху, в полумраке галереи появлялись загадочные тени. Отец Фергюсон беспокоился, как бы эти более мощные лампы не ввели его в расход, однако она заверила его, что разница в цене пустяковая.

Он ей поверил. Она вообще располагала к доверию. К концу первого месяца работы у него в доме она похудела на шесть килограммов. По-видимому, она слов на ветер не бросала. Она была одинока, и он ее жалел.

Убирать в церкви она наотрез отказалась. Безбожнице вряд ли пристало этим заниматься, сказала она со смехом. Она призналась, что не верит в Бога, а вот в дьявола — верит. Ей недавно представился случай с ним познакомиться, притом довольно близко, ближе, чем хотелось бы. Он рассудил про себя, что лучше иметь дело с кем-то, кто открыто признает дьявола, чем с толпами так называемых верующих, которые способны воспринимать Бога лишь на уровне примитивного антропоморфизма. То есть с теми, кто трактует Его вульгарно.

Он рассказал ей, что про его церковь распускают слухи, будто там водятся привидения, и она сразу сообразила, что слух пущен, несомненно, компанией, претендующей на церковную землю.

По прошествии примерно шести недель он пришел к выводу, что ей просто цены нет — в сравнении с другими женщинами она чистый бриллиант. При ее росте и габаритах двигалась она на удивление бесшумно. У него появилась робкая надежда, что, может, она останется у него насовсем. Он принялся соблазнять ее разными вкусными вещами — поначалу это были брусочки сыра, яблоки, но потом он стал захаживать в магазин на углу и приносить ей оттуда ватрушки с вареньем и слоеные пирожки с яблоками. Дороговато, спору нет, но чем быстрее она сбросит вес, тем скорее покинет его.