Игорь Матвеев - Ты только живи

— А разве нет? Разве ее родные не должны знать о ее смерти? Разве девушка не имела права быть похороненной как положено… даже если это был несчастный случай?

— «Даже если!..» Вы что, не верите? Думаете, наверное: почему это она не оступилась и не упала до того, как мы нашли монеты? — с каким-то жалким вызовом выкрикнул он. — Думаете, мы не смогли поделить их, и я… убил ее? — свистящим шепотом закончил Дмитрий.

Нет, я не думал. Подумал только сейчас, когда он сам натолкнул меня на это своими словами. Действительно, почему она не оступилась до того?

— А потому, что мы выпили — и выпили немало! — продолжил он, словно в ответ на мои невысказанные сомнения. — Ее сильно развезло, я видел, что она еле держится на ногах, даже подумал — не трахнуть ли ее хохмы ради?.. знаете, я не хочу больше говорить об этом. Делайте, что считаете нужным. Хотите — сдавайте меня полиции. Но я — не убивал.

Спутница Захаропулоса, глядя в нашу сторону и пытаясь привлечь его внимание, делала какие-то знаки. Чемодана уже не было.

Я встал.

Я выполнил поручение Инны. Я все выяснил, уложившись при этом в отпущенные мне сроки и средства. Радости от этого я не испытывал.

Дмитрий оторвался от созерцания своих ботинок и поднял на меня глаза. От его вспышки не осталось и следа, и он смотрел на меня взглядом жалкой побитой собаки. В его взгляде читался вопрос, какой — догадаться было нетрудно.

Кто бы только знал, как мне не хотелось говорить ему ничего! Я вдруг почувствовал невыразимую усталость и какую-то почти физическую опустошенность, словно меня выпотрошили, как рыбу перед жаркой.

Но он ждал.

Ждала и его женщина, посматривавшая на нас уже с тревогой.

— Не знаю, что там удастся раскопать полиции, — начал я. — Да мне, честно говоря, это не особо интересно. А вот девушку жаль…

«Пусть будет так, как он сказал: София погибла случайно, — подумал я. — Иначе пришлось бы признать, что Инна столько лет любила человека, в котором жил убийца!»

— Бог вам судья, Дмитрий — если Он есть. И ваша совесть…

Я мог позвонить Инне прямо из афинского аэропорта или из «Шереметьево», но не стал делать этого: решил подарить ей еще одно утро с надеждой.

Последнее.

Лишь когда я оказался дома, я набрал ее номер:

— Здравствуй, Инна. Я вернулся.

Получилось прямо, как у Деточкина в финальной сцене из «Берегись автомобиля». Только вот ситуация была совсем не комедийной.

— Здравствуй. Где он?

— Погиб. Жду тебя через полчаса возле «Пицца-плюс», — проговорил я и быстро положил трубку.

Мы встретились на ступеньках кафе — как тогда. Только на этот раз Инна выглядела плохо — очень плохо, и, похоже, даже не пыталась скрывать этого.

— Он утонул, Инна, — проговорил я, старательно избегая ее взгляда. — На Самотраки. То, что написала газета, правда.

Она вздохнула. С каким-то сожалением посмотрела на меня.

— Помнишь, я сказала тебе: я чувствую, что он жив?

— Помню. Но ты… ошиблась.

— Нет. Посмотри мне в глаза, Игорь.

Я посмотрел. Она действительно чувствовала — женщина, которая все еще любила. Лгать было бесполезно.

— Где он?

— В Португалии. Я встретил его в афинском аэропорту, когда… он улетал.

Я едва не сказал «они». Единственное, что я мог сделать для Инны, — это не упоминать о том, что ее супруг был не один.

Она все поняла. Молча кивнула.

Лучше бы заплакала.

Лучше бы она заплакала. Но она как будто съежилась, усохла, уменьшилась в размерах — я даже не предполагал, что такое может быть. И глаза ее потухли, словно подернувшись невидимой пленкой.

Инна отвернулась. Ссутулившись, как семидесятилетняя старуха, и не проронив больше ни слова, она пошла прочь.

Маленькая слабая женщина без будущего.

Я смотрел ей вслед — и думал.

Она сказала когда-то, что сможет отплатить мне — но она уже сделала это. Ведь не найми она меня для этого «расследования», глядишь, я, в конце концов, и уступил бы уговорам Щербака и уже загибался бы под бдительным взором санитарок онкодиспансера, теряя на химиотерапии остатки волос. Проклиная судьбу, продолжал бы беспомощно барахтаться в вязком, как болотная жижа, одиночестве. Злился бы на Севку за те деньги. Или спивался…

А сейчас, после этой поездки, все стало по-другому. Чужая история любви, самопожертвования и предательства стала мне вовсе не чужой.

Неожиданно я обнаружил в своем существовании новый смысл. Я вдруг понял, что эта женщина совсем небезразлична мне, что она уже давно вошла в мою жизнь — может быть, с той самой минуты, когда там, у подъезда, я почувствовал ее губы на своей щеке.

Я отнял у нее надежду — я дам ей надежду. Вдвоем легче противостоять всем неудачам и мерзостям жизни в этом жестоком мире — когда любишь. «Все будет хорошо и у тебя, и у меня», — сказала она тогда. А ведь она была права! Все будет хорошо — у нас. И хотя боль в желудке по-прежнему временами напоминала о себе, я верил, что теперь все изменится к лучшему.

Любовь убивает — любовь исцеляет.

Я догнал ее и положил руку ей на плечо:

— Инна…

Красное или белое вино? (англ.)

Извините, что вы сказали? (англ.)

Вы бы хотели красное или белое вино? (англ.)

Здравствуйте. Чем могу служить?

Я просто смотрю (англ.).

Пожалуйста (англ.).

Будь на то воля Аллаха (араб.).

Может быть, назад (нем.).

Два, три дня (нем.).

«Не могу поверить!» (англ.).