Оливия Уэдсли - Несмотря ни на что

Целый час!

Джон снова вышел, накупил газет, французских и итальянских, и попытался читать их. Но он так нервничал, что не мог ни на чем сосредоточиться. Каждый звук шагов заставлял его вздрагивать и подымать глаза.

В нем просыпался безотчетный страх при мысли об утрате свободы, об оседлости, обо всем, что станет неизбежным, если Кэролайн скажет ему, что любит его.

И внезапно большая усталость и безразличие сошли на Джона. Все его желания как будто выдохлись, выдохлась душа, сразу посерело все впереди.

Все мечты казались бесконечно далекими, и он словно очутился в незнакомом месте, где все — враждебно.

«Но ведь я никого другого не любил еще, — уговаривал он себя, удивляясь, что ему так тяжело. — Откуда же эта уверенность, что что-то не так, что чего-то не хватает?»

Он поднял глаза от газеты и увидел подходившую к нему Кэролайн. В тот же миг все сомнения исчезли.

Обладать таким прелестным существом, — разве этого недостаточно, даже если бы у нее и не было влиятельного отца?

Она лениво усмехалась ему, стоя с открытой головой на самом солнцепеке. Все в ней словно заимствовало у солнечных лучей их блеск: матовая, как слоновая кость, кожа, пунцовые губы, золотистые волосы, изумительно ясные серые глаза. Широкое белое платье с узкой опушкой из соболя вокруг квадратного выреза у шеи походило на средневековый костюм, прелестные туфельки, красные с золотом, довершали впечатление.

— Зачем я вам понадобилась? — спросила она.

Джон встал ей навстречу.

— Неужели вы не догадываетесь? — сказал он чуть слышно. — Мне кажется, это нетрудно.

Она все еще улыбалась, но тут, совсем неожиданно, Джон заметил, как дрожат ее руки, и понял, что она любит его.

Однако он не испытывал восторженной радости. Какая-то странная вялость держала его в плену. Он взял белые тонкие руки Кэролайн, и на миг ему почудилось, что держит за белые крылья бьющуюся птицу, которую он сейчас выпустит — и она улетит.

Почти беззвучно он промолвил:

— Кэро, я вас люблю. Согласны ли вы выйти за меня замуж?

Вокруг них в жарких лучах солнца все, казалось, замерло, ожидая, вслушиваясь.

— Отчего не выйти? — сказала она как будто спокойно и непринужденно, но с невольной ноткой торжественности. — Только вам нельзя поцеловать меня здесь, — добавила она. — А мне хочется, чтобы вы меня поцеловали, слышите?

Он последовал за нею, чувствуя себя каким-то идиотом при этих приготовлениях к поцелую. Они вместе прошли в собственную гостиную Кэро.

Круглые подушки из черного шелка были разбросаны на оттоманке, покрытой небрежно брошенным изумрудно-зеленым покрывалом. Все вазы были полны цветов, а занавеси на окнах спущены настолько, что скрывали дома, так что видна была только зеленая, как нефрит, вода канала, сверкавшая на солнце.

— Обожаемый мой глупыш, подойдите же и поцелуйте меня и не смотрите так испуганно, — сказала Кэролайн. Она смеялась, но глаза ее взволнованно и страстно смотрели на Джона.

Он подошел, все еще чувствуя себя ужасно глупо, и, встав на колени у оттоманки, обнял Кэро. Она же в страстном порыве вдруг обхватила обеими руками его голову.

— Люблю, слышишь? Люблю тебя, — услышал Джон ее шепот.

Она наклонилась и стала крепко целовать его, и огонь этих поцелуев разогнал странное оцепенение, владевшее Джоном. Это в первый раз он целовал и его целовали так.

— Неужели же мне предстоит любить и ласкать за двоих? — яростно прошептала вдруг Кэролайн. — О, ты, холодный влюбленный, люби меня так, как я мечтала быть любимой!

Задетый за живое этими словами, он схватил ее в объятия, безжалостно прижал к себе, целуя без передышки, чуть не в исступлении.

Когда он отпустил ее, Кэролайн в изнеможении упала на подушки; странная слабая усмешка бродила на ее губах.

Джон встал и отошел к окну. Смотрел на улицу невидящими глазами.

Так это все? Это то, к чему стремится человек, что насыщает его душу?

Гибкие пальцы Кэролайн скользнули в его руку. Запах ее духов (он, кажется, никогда его не забудет!) окутал его снова.

— Ты теперь мой, — сказала она, но Джон не мог, хотя бы жизнь его от этого зависела, ответить так, как (он понимал это) следует ответить! Не мог снова заключить ее в объятия и шептать такие же страстные слова.

Трезвая действительность вмешалась и спасла положение. Дерри закричал им с канала, что ленч подан.

— Я знаю, вы убийственно «корректны» (это больше всего и прельщает в вас), — начала Кэролайн после молчания. — И теперь, уверена, горите желанием исполнить все, что полагается корректному человеку, и сообщить папе о нашей помолвке! Как будет занятно наблюдать вас во время этой церемонии! Ужасно люблю со стороны смотреть, как человек волнуется перед каким-нибудь важным моментом!

— Боюсь, что вам не удастся насладиться зрелищем, которое предвкушаете! — возразил Джон. — Я в отчаянии, что лишаю вас удовольствия, но намерен говорить с лордом Кэрлью после ленча, наедине.

Чип посмотрел на вошедшую вместе пару. Дерри ухмылялся. Кэролайн села возле матери.

— Ну, что же, Теннент, читали вы уже «Таймс»? — спросил лорд Кэрлью. — Там, в номере от вторника, недурная передовица на тему об угрожающих событиях.

— Я не читал ее, сэр. Получили вы ответ на телеграмму?

— Нет еще.

— Что такое случилось, что понадобилось читать «Таймс» и посыпать телеграммы? Не лишились ли мы милостью неба какого-нибудь родственника? — спросила рассеянно Кэролайн.

Леди Кэрлью простонала:

— Кэро, дорогая, как это можно говорить такие вещи?! — И добавила неопределенно: — Отец обеспокоен какими-то отставками министров… Кабинет пал и будет новый.

Кэролайн посмотрела сначала на Джона, потом на отца. Какая-то едва уловимая тень скользнула по ее лицу и исчезла. Словно розовый отблеск на матовой коже. Она никогда не краснела заметно, как другие.

— О, как это глупо! — сказала она весело. — Ничего нет хуже этих перемен правительства. Особенно в самый разгар охотничьего сезона! Как нетактично с их стороны подымать кутерьму как раз теперь! Вы едете в Лондон, папа?

— Да, завтра.

— Но нам нет надобности ехать, мы можем остаться здесь. — Она посмотрела на Джона и повернулась к матери: — Мамочка, я обожаю это место, я только здесь и оживаю душой. Побудем здесь еще немножко! Отцу мы в Лондоне не нужны, он весь с головой уйдет в Синие Книги, зароется в них и будет в полной сохранности.

— Конечно, лучше нам здесь оставаться. Теперь, когда москитов стало меньше, здесь самое лучшее время, — согласилась леди Кэрлью. — А как твое мнение, Остин?

— Предоставляю это решать тебе, — сказал ее муж благодушно. — Дерри, я полагаю, поедет со мной. Мне понадобится открыть только мои комнаты. Грейвс — там, и с ним еще кое-кто из слуг, так что все в порядке. Я, как уже тактично изволила заметить Кэро, буду занят все дни напролет.