Оливия Уэдсли - Несмотря ни на что

Автомобиль остановился перед ее домом. Миссис Сэвернейк взяла от лакея в передней письма и поднялась к себе. Одно из писем было от Леопольда Маркса. Остроумное, интересное, как всегда. Но что-то в этих строках неприятно взволновало ее. Маркс писал о своем коротком визите сегодня и раздраженно намекал на «непременное присутствие молодого Теннента». Миссис Сэвернейк читала и перечитывала письмо. Оно дышало искренним чувством и тронуло ее.

Она сидела у туалетного стола, склонив голову, с письмом в руках.

Сколько лет уже, как они с Леопольдом только друзья? Семь, по меньшей мере. Она настояла на этом, но в глубине души знала, что он продолжает любить ее.

Теперь он молил ее, сдержанно, но страстно, перейти к чему-нибудь большему, к близости более глубокой. Она давно знала, к чему он клонит, но не разделяла его желания… Леопольд интересовал ее, был ей приятен. Его великодушие, стойкая честность, его блестящий ум внушали ей восхищение. Он с убеждением готов был защищать грешников всех сортов, — к себе же относился с неумолимой требовательностью.

Но все его достоинства не покорили ее сердца. Он оставался верным другом, но в ней никогда не просыпалась потребность настоящей близости с ним. Его дружба оставляла ее одинокой внутренне.

Это предложение любви, которое она не могла принять, сегодня усилило ощущение неудовлетворенности. Перечитывая слова: «Я испытывал муки Тантала, благодаря упорному присутствию молодого Теннента», она снова представила себе всю сцену: вызывающе молчавший Джон, корректный и спокойный Маркс, шутивший, несмотря на тайную муку, и она, немного смущенная, чувствовавшая, что что-то «не так» Но что хотел сказать Леопольд своей фразой о Джоне?

Она случайно посмотрела в зеркало и увидела, что бессознательно улыбается — застенчиво и радостно. Невольно прижала руки к груди. Да, Леопольд угадал правду, как сейчас угадала и она сама.

Лицо Джона, такое, как сегодня в сумерках у озера, всплыло перед нею. Миссис Сэвернейк отвернулась от зеркала и изорвала в клочки письмо Маркса.

На улице застучали колеса автомобиля. Как будто он остановился у ее дома?

Она прошла в соседнюю, неосвещенную комнату и выглянула на улицу.

На противоположной стороне улицы стоял автомобиль. Человек, сидевший у руля, подняв голову, неподвижно смотрел вверх, на ее окна.

Миссис Сэвернейк узнала автомобиль Джона. Джон не видел ее, скрытую темной шторой.

Да, это несомненно Джон. Она вспомнила, что он был сегодня без пальто, а у этого мужчины в автомобиле ярко белела в темноте сорочка.

Какая женщина устоит против призыва молодости и любви? Романтика в нас никогда не умирает. В юности есть ослепительные возможности; мечта может каждую минуту осуществиться. Потом, позднее, умирают надежды, но не умирает романтика. Она питается неувядаемыми цветами воспоминаний — и такой пустяк может порой оживить ее: звук песни в сумерках, аромат, ощутимый одно мгновение, шепот летней ночи, чье-нибудь волнующее мимолетное прикосновение.

Романтика сердца не умирает, и она — как ласковое небо над усталой землей: заглядевшись в него, мы можем забыться на минутку. Мы не забыли зари, сиявшей нам некогда, но и эта тихая синева, в которую мы глядим на склоне жизни, имеет свою красоту Она, если не насытит, то убаюкает сердце.

Миссис Сэвернейк смотрела на Джона в автомобиле на темной улице, словно видела опять зарю своей жизни.

Она вернулась в спальню только когда автомобиль бесшумно покатился дальше.

Лежа в темноте, она уговаривала себя, что у Джона это — временное увлечение. Но, вспоминая его слова, голос, страстный немой призыв, который был в его прикосновении, не верила этому. «Временное увлечение» не ищет доступа в святилище чужой души.

Она перебирала все воспоминания и видела, как незаметно нарастало в ней чувство к этому юноше, как глубоко он затронул ее.

История его отношений с Кэро не интересовала ее. Тут все казалось понятным. Она боялась за Джона в ту ночь после постигшего его двойного удара. Ей чудилась в нем какая-то жестокость, непреклонность души. Но он ни в чем не выказывал ее во время дальнейших встреч. Он проявил столько мужества, стойкости, так хорошо держал себя. И люди, мнение которых она ценила, находили, что от Джона можно многого ожидать в будущем.

Миссис Сэвернейк на минуту задержалась на этой мысли. Кое-что и ей предстоит сделать, чтобы обеспечить ему успех.

Внезапно холодная жуть закралась к ней в душу в этот предрассветный час.

Неужели же она окажется одной из тех женщин, которых она всегда и жалела, и втайне презирала? Женщин, которые привлекают молодых людей, чтобы снова разжечь угасающее пламя своей жизни?

Нет, никогда, — твердила она себе гневно. Она — не одинока, в ее жизни много радостей и привязанностей. Она — личность, у нее много друзей, мужчины еще влюбляются в нее, она не принадлежит к числу несчастных, пытающихся чаровать, хотя чары их давно исчезли.

Она признает только честную игру и не желает давать поддельную мишуру вместо подлинного великолепия.

Но, мучаясь этими сомнениями, она знала в глубине души, что красива и привлекательна. Ей говорили и зеркало, и все ее друзья-мужчины. Нет, на нее сегодня просто нашел «покаянный стих»! Это выражение развеселило ее. Никакое душевное смятение не могло уничтожить присущего ей немного циничного, немного легкомысленного юмора. Жизнь снова показалась ей занятной. И она крепко уснула.

А утром веселый цинизм окончательно восторжествовал. Надо быть очень молодым и без памяти влюбленным, чтобы натощак, до завтрака, быть настроенным сентиментально.

Миссис Сэвернейк, сидевшая в постели в шелковом кимоно и читавшая письма, пока девушка наливала ей кофе, была совсем другое существо, чем та женщина, что вчера металась без сна, трепетала от стыда и радости, колебалась, мучилась сомнениями. Проснувшись, она вспомнила, правда, о Джоне, но небрежно отмахнулась от мысли о нем. И была довольна собой, довольна тем, что обычная ясность духа вернулась к ней.

— Боже, до чего мы бываем глупы! — пробормотала она, усмехаясь и принимаясь за чтение газет.

Лорд Мэйнс произнес прекрасную речь в Палате. Она приводилась пока в сокращенном виде. Мэйнс быстро выдвигался в политическом мире. Миссис Сэвернейк с удовольствием подумала о его настойчивом ухаживании за нею. Они и до сих пор оставались приятелями, и он приезжал к ней советоваться о своих делах.

Джон еще больше отодвинулся в ее мыслях на задний план. Завтракала она в обществе очаровательного иностранного дипломата. Сознание, что новая шляпа очень идет ей, привело миссис Сэвернейк в великолепное настроение. Разговор ее с дипломатом на его языке был более блестящим, чем всегда, она чувствовала себя в том «контакте» со всеми, который обеспечивает успех на всяком жизненном поприще.