Тамара Уманская - Граница. Таежный роман. Пожар

Грохот поленьев донесся с тыльной стороны баньки. Иван прислушался. Странно. Марина ведь сказала ему — складывать у порожка. А он куда таскает? Там такие заросли — лопухи по пояс и крапива выше человеческого роста. Дрова не высохнут, да и не вытащить бабе Вере их оттуда.

Голощекин трудился, как муравей. Колол дрова и обкладывал ими баню по всему периметру. Он вспотел, тяжело дышал, лицо его побагровело от усилий, но он не останавливался.

…А баба Вера, соскучившись по собеседнику, подробно рассказывала, как дочки зовут ее к себе жить в городские квартиры со всеми удобствами.

— А у меня тут свои удобства. Мне и ходить-то никуда не надо. Колодезь во дворе, картошка, моркошка, яички, молочко — все свое. Соль да сахар мне Ванюшка соседский из сельпо привозит. Я малины насушу, да зверобою, да мяты, да смородинного листа. После баньки-то как заварю да как выпью стаканов шесть…

Марина слушала вполуха, кивала, мельком поглядывая в окно. Никита сновал по поляне. Что делать? Уйти и увести его с собой? Но тогда не удастся увидеться с Иваном. А завтра он уезжает. На целый месяц… Хорошо, она подождет еще пять, нет, десять минут. И тогда уже пойдет домой. Вместе с Никитой.

А Голощекин полюбовался на баню, окруженную ворохами дров, словно замок — крепостным валом. Принес чурбак потолще и подлиннее, привалил к двери. Достал заранее припасенную и спрятанную в кустах канистру с бензином, тщательно полил дровяное ограждение. Закурил, затянулся пару раз. Спичка, догорая, обожгла ему пальцы. Он поморщился и бросил ее на дрова.

— Тебя, говорят, зимой-то завалит по саму крышу. А и в самом деле завалило! Дверь завалило и окошки вот по это место. Да окошко-то можно бы отворить, так ведь жалко, больно ладно я их ухитила, пошто разорять? Ну-у, ума-те палата, залезла на чердак да и соскочила оттуда в сугроб. Как в перину!..

Марина вдруг заметила, что правая щека бабы Веры порозовела, потом покраснела… А левая — все такая же бледная. Что за странный симптом? Нарушение кровообращения? Угроза инсульта?

— Ой! — вскрикнула баба Вера. — Да никак банька?! Батюшки, банька моя горит!

Марина глянула в окно. Баня пылала огромным костром.

— О господи!

Марина бросилась на улицу.

Баня пылала с треском, снопы искр летели по ветру. Никита сидел на колоде для колки дров и спокойно наблюдал за происходящим. Марина заметалась. Горящий вал преграждал ей путь. Дверь горела. Горел подпирающий ее неподъемный чурбан. Со звоном разлетелось раскаленное стекло. Но в крохотное окошко не протиснулся бы и ребенок.

Голощекин чуть заметно усмехнулся. Марина обернулась, и лицо его стало суровым, почти торжественным. Она подбежала к нему, закричала:

— Никита! Вытащи его! — Марина бросилась перед ним на колени, схватила за руки. — Умоляю, вытащи! Спаси его! Там Ваня! Прошу тебя! Пожалуйста! Ну, Никита же!..

Она зарыдала. Голощекин сидел неподвижно и молчал, почти сонно глядя в огонь. Марина трясла его, словно хотела разбудить. Голощекин покачивался от ее толчков, потом осторожно отвел жену рукой.

— Хорошо горит, — тихо сказал он. — Пять минут — и все.

Он произнес это так, будто хотел утешить ее, ободрить.

— Пожалуйста, достань его! — закричала Марина; — Там же Ваня! Спаси его!

— Ваня? — удивился Голощекин.

— Да!

Голощекин покачал головой, подумал и спросил с умеренным любопытством, словно вел светскую беседу за праздничным столом:

— Ваня? А-а… Слушай, а чего это он забрался-то в баньку к бабе Вере?

Баня пылала. Занялась крыша. На высокой старой березе листья скручивались от жара и улетали вместе с искрами.

Иван думал, что Никита ушел. Все стихло. Ни стука топора, ни грохота падающих на землю поленьев. Иван прислушался, подошел к двери и хотел приоткрыть ее. Дверь не поддавалась. Он нажал сильнее. Дверь словно вросла в косяки. Иван уперся плечом, еще не понимая, что происходит.

Потом за дверью затрещало, в щели потянуло дымом. Значит, Никита не ушел. Зачем-то костер разжег возле бани… Щепки, что ли, сжигает? И тут потянуло дымом от противоположной стены. Иван закашлялся и сел на пол. Оперся плечом о дверь. И почувствовал, что она нагрелась. И все понял.

От смертного ужаса волосы зашевелились у него на голове. Кричать, звать на помощь! А Марина? Как он объяснит? Но сгореть заживо… Иван крикнул негромко:

— Помогите…

Сначала ему стало стыдно. А потом смешно. Кого он зовет на помощь? Голощекина? Марину? Что может сделать Марина?

Баня быстро заполнялась удушливым дымом. Иван лег на пол, где еще было немного кислорода. Окно разлетелось от жара. Он пополз к отверстию, из которого подуло горячим, но все-таки свежим воздухом.

Через две минуты он потерял сознание. И успел подумать только о Марине и ребенке…

Ухватив Голощекина за плечи, Марина трясла его, раскачивала из стороны в сторону. Она гладила его лицо, заглядывала в глаза, звала его, как будто он был далеко-далеко:

— Никита! Никита! Спаси его!

Голощекин вздохнул:

— Попариться, значит, решил Ваня… Вот, Мариша, несчастье так несчастье…

Марина взмолилась:

— Что ты хочешь?! Я для тебя все сделаю! Я буду с тобой! Что ты хочешь? — Она рыдала в голос, слезы ручьями текли по ее лицу, смывая сажу. — Все, все будет, как ты хочешь! Ну хочешь, меня кинь в огонь, только спаси его! Умоляю тебя, спаси его! Ну что ты сидишь? Вытащи его!

Голощекин повернулся к ней, глянул страшными глазами — в них горело торжество победителя, а может быть, это отражалось пламя костра, и спросил мрачно, недоверчиво:

— Со мной?

Марина захлебнулась слезами, кивнула:

— С тобой. Навсегда! На всю жизнь.

Голощекин повторил:

— Со мной?!

— С тобой. До конца дней. — Марина истошно закричала: — Только вытащи его! Неме-едле-енно!

Она сдернула Никиту с колоды и с силой, невероятной для ее хрупкого сложения, толкнула в сторону бани. Голощекин пролетел несколько метров по инерции, споткнулся, удержал равновесие и пошел. Марина бежала следом.

Никита пинком отбросил в сторону горящий чурбан, освободил дверь. Распахнул ее и нырнул в сизый клубящийся дым, стараясь не дышать. Марина, до боли стиснув руки, стояла у самого порога, не обращая внимания на искры, осыпающие ее, как бенгальские огни… Только огни были горячие, очень горячие. Ее белая блузка мгновенно покрылась узором черных крохотных дырочек.

Через минуту Голощекин вывалился из двери задом. Он тащил потерявшего сознание Столбова. Марина подхватила Ивана за ноги, и они вдвоем отнесли его подальше от пожара. Положили на траву.

Никита снова сел на свою колоду как ни в чем не бывало. Закурил. Марина рванула китель на груди Ивана так, что посыпались прочно пришитые офицерские пуговицы. Припала ухом, слушая, бьется ли сердце.