Ольга Дрёмова - Иллюзия любви. Ледяное сердце

Ещё по молодости, во время учёбы в техникуме, когда, как водится, планов громоздилось великое множество, а в карманах гулял ветер, Тополь со своим приятелем, Иваном, иногда отправлялся в аэропорт, чтобы помочь какому-нибудь незадачливому пассажиру скоротать за партией в преферанс пару-тройку часов и освободить его кошелёк от ненужного груза советских денежных госзнаков. Конечно, всё это осталось в далёком прошлом, и с Ванькой, другом детства, их дорожки разошлись уже давным-давно, но пальчики помнили всё так, как будто это происходило не тридцать лет назад, а только вчера, и вспомнить всё, чему он обучался у покойного дяди Жорика, можно было буквально за час.

— Слушай, ребёнок, а ты в преферанс когда-нибудь играл? — Глаза Тополя-старшего заблестели.

— В преферанс? — Лицо Семёна вытянулось.

Высокий, смуглый, с необыкновенно яркими, тёмно-синими отцовскими глазами, он был бы точной копией своего папеньки, если бы не рост и волосы. По сравнению со стройным, красивым сыном, Тополь-старший казался кукольным, почти карманным. В отличие от абсолютно седых волос-спиралек, стоявших на голове Леонида вертикально и казавшихся одним большим шерстяным шаром, причёска Семёна выглядела почти идеальной, её даже не портили отдельные волнистые пряди, несколько выбивавшиеся из общей массы. Блестящие чёрные чуть вьющиеся локоны, ровно очерченные правильные губы, слегка заострённые линии скул и очаровательная ямочка на подбородке — короче, полный набор идеально красивых черт, способных свести с ума практически любую барышню в рекордно короткий срок.

— А чего ты вдруг спросил про преферанс?

Пушистые ресницы Семёна вздрогнули, и, глядя на взрослого сына, Леонид вдруг почувствовал необыкновенный прилив гордости за самого себя, сподобившегося двадцать лет назад сотворить такое чудо.

— Если хочешь, я могу тебе дать одну замечательную идею, где срезать по-лёгкому денежек буквально за пару часов.

— И где же?

— Так ты мне не ответил, ты с преферансом на «ты» или на «вы»?

— Ну, допустим, что-то среднее, — улыбнулся Семён.

— Обидно, досадно, но ладно… — протянул Тополь. — Это дело поправимое. Сколько у тебя есть времени до того, как тебя турнут из института?

— Не больше недели.

— О, да это просто по-королевски! — Леонид хлопнул в ладоши и с силой потёр одну о другую. — Уверен, что, узнай о нашем сегодняшнем разговоре Надежда, она в секунду открутила бы голову нам обоим.

— Так это если бы она узнала. А кто ж ей скажет? — Улыбка Семёна стала шире.

— Если так, расскажу-ка я тебе одну историю, а ты уж сам решай, надо тебе это или нет. — Тополь-старший подцепил открывалкой крышку и, осторожно наклоняя бутылку и стараясь, чтобы не поднималась пенная шапка, разлил пиво по кружкам. — Давно-давно, году эдак в пятьдесят пятом, когда я ещё был совсем маленьким мальчиком, жил в нашем дворе один замечательный человек, мастер — золотые руки, и звали его дядя Жорик…

— Я даже не знаю… — Неуверенно пожав плечами, плотный низенький интеллигент в кругленьких очёчках с толстыми стёклами застенчиво улыбнулся. — Честно говоря, я не играю с незнакомыми в азартные игры, тем более в аэропорту или на вокзале. Знаете, мало ли что… люди разные… Вы только не обижайтесь, пожалуйста, и не принимайте на свой счёт, это я так, к слову.

— Это правильно, все люди разные, и на лбу ни у кого не написано, святой он или проходимец. — Семён покрутил в пальцах коробочку с дешёвенькими картами и натянуто улыбнулся. — Вы правы, сейчас такое время, никому верить нельзя.

— Да нет, вы меня не так поняли… — Неловко переминаясь с ноги на ногу, мужчина бросил на Семёна виноватый взгляд и, наливаясь пунцовой краской до самых корней волос, торопливо забормотал: — Собственно, никого конкретно… так… в общем, так сказать, в принципе…

Смущаясь от своих нелепых обрывочных фраз ещё больше, он снял очки с переносицы, достал из очечника кусочек светлой замши и усердно принялся натирать округлые линзы. Беззвучно шевеля толстыми губами, он смотрел на поверхность стола и, не в силах поднять глаза на собеседника, испытывал колоссальное чувство неловкости оттого, что оскорбил человека, в общем-то не сделавшего ему ничего дурного. Натужно поведя шеей, будто пытаясь освободиться от давящего на кадык жёсткого накрахмаленного воротничка рубашки, интеллигент искоса взглянул на Семёна, и Тополь заметил, как самый уголочек рта мужчины часто и мелко задёргался.

— Вы меня простите, мне следовало бы подумать о том, как моё предложение будет выглядеть со стороны, — смущённо потупив глаза, словно раскаиваясь в собственной легкомысленности, Тополь очаровательно улыбнулся. — Конечно, сейчас такое страшное время: каждый норовит урвать кусок побольше, обмануть…

— Да нет, что вы, я совсем не то хотел сказать… — вконец растерялся мужчина. — В принципе, я совершенно не против скоротать время таким образом, тем более что вылет моего самолёта перенесли ещё на два часа. Просто… — пытаясь найти убедительную причину, он на миг замялся, — просто ваше предложение застало меня врасплох.

Найдя подходящую формулировку для оправдания своей оплошности, мужчина шумно выдохнул, и его плечи, расслабившись, буквально упали вниз. Почувствовав себя намного лучше, он оторвался от надраенных до блеска стёклышек очков, водрузил их на нос и, положив многострадальный кусочек замши на дно очечника, убрал его обратно в карман пиджака. Теперь, когда хотя бы частично ему удалось сгладить возникшую по его вине неловкость, он заулыбался, и его маленькие глазки покрылись тёплой масляной плёночкой.

— Ах вот оно в чём дело! — Семён пристукнул ладошкой по столу. — А я-то думал, вы меня приняли за жулика.

— Да что вы, господь с вами, какой из вас жулик? — разведя руками, мужчина рассмеялся, уже искренне удивляясь тому, что ему пришла в голову мысль заподозрить такого милого молодого человека в мошенничестве. — Что вы, — повторил он, — какой из вас жулик? Помилуйте, с такими-то глазами?

— Граждане пассажиры, прослушайте, пожалуйста, объявление! — Прокатившись многократным эхом, голос дежурной проник во все уголки огромного здания аэропорта. — Вылет самолёта Москва — Санкт-Петербург, следующего рейсом 38–29, задерживается. О времени предварительной регистрации будет сообщено дополнительно. Повторяю: вылет самолёта Москва — Санкт-Петербург, следующего рейсом 38–29, задерживается, о времени предварительной регистрации будет сообщено дополнительно. Вниманию пассажиров, следующих рейсом 34–72…

— Ну вот, опять! — Досадливо дёрнув губой, интеллигент поморщился, и на какую-то секунду Семёну показалось, что тот сейчас заплачет. — Подумать только, который час держат в аэропорту! Если бы я взял билет на «Красную стрелу», я уже подъезжал бы к Питеру. Конечно, на самолёте удобнее, ведь на вокзалах вечная грязь, толчея, неразбериха… но находиться здесь ещё два часа, а то и больше, у меня уже просто нет сил. — Приложив кончики пальцев к вискам, он болезненно сдвинул брови, и в его глазах отразилось страдание. — Боже мой… боже мой… Какая мука, в самом деле.