Мариус Габриэль - Авантюрист

Встреча с детективами проходила в профессорском кабинете. Подвижная доктор Хелен (ей было пятьдесят пять) ко всему прочему еще занималась йогой, причем серьезно. Поэтому вместо стульев здесь у нее были большие коричневые сиденья, напоминавшие мешки с соломой. Карле Бианчи в принципе было все равно, но Рейган счел их неудобными и в каком-то смысле унизительными. Он шумно сел, неловко вытянув ноги. Его напарнице удалось примоститься на мешке с большим комфортом. Доктор Хелен расслабленно опустилась следом за ними, очень легко, то есть безо всяких усилий, приняв позу лотоса. Даже завидно стало.

— Так вам удалось из этой встречи с девочками извлечь что-нибудь позитивное? — с надеждой спросила Бианчи. Уже было известно, что не все там прошло спокойно, но ей хотелось узнать об этом из первых рук.

Доктор Хелен загадочно улыбнулась.

— Итак, первое: обе девочки Флорио травмированы смертью матери. Что исключает быстрое продвижение вперед. Второе: разговор этот, должна признаться, удовольствия мне не доставил. Но тем не менее кое-какие результаты есть. — Она достала блокнот. — Начнем?

— Конечно. — Детектив Бианчи воспрянула духом.

— Начну с первого впечатления, какое на меня произвели эти девочки. — Доктор Хелен быстро перелистнула страницу. — Вначале я беседовала с Девон, затем с Терезой. Трагические последствия пожара они воспринимают совершенно по-разному. Девон пятнадцать, физически она почти взрослая, но все же в определенной степени еще остается девочкой. Уравновешенная, здраво рассуждающая, вполне созревшая девушка, которая не слишком торопится взрослеть. Согласитесь, в наши дни такое встречается не часто.

Эл Рейган нахмурился, вспомнив о своих детях-подростках, ставших ему совсем чужими.

— Итак, Девон не жаждет стать взрослой. Ей удобно находиться там, где она есть. Почему? Прежде всего потому, что она знает взрослый — это ответственность, часто болезненная. Поэтому не спешит. Как я сказала, она очень уравновешенна, несравнимо с сестрой. Она четко выражает свои мысли, дружелюбна и открыта. С ней оказалось возможным спокойно обсуждать почти все аспекты смерти ее приемной матери. Она подробно рассказала о том, как все происходило, и вообще старалась ответить на мои вопросы самым исчерпывающим образом. Разве что время от времени не могла удержаться от слез.

Тереза во многом является противоположностью Девон. Если угодно, это антиподы. На происшедшее она реагирует совсем не так, как сестра. Потеряв мать, Девон страдает, но без злобы. Тереза же Флорио, напротив, вся переполнена неистовым гневом, а все мои подходы отвергала буквально с порога.

— На кого же она изволит гневаться? — спросил Рейган.

— Я как раз к этому и иду. Тереза умная девочка, только трудная в общении. Я таких детей называю заблокированными. По той или иной причине нормальные средства самовыражения у них заблокированы, поэтому им приходится выбирать другие, порой даже очень жестокие. В процессе этого они травмируют себя и других. Я думаю, с Терезой именно это и происходит. Как вам известно, обе девочки были семьей Флорио удочерены. Тереза первой, с момента рождения. Ее мать, юная, по-моему, даже несовершеннолетняя, отказалась от нее в роддоме. Удочерение было произведено по всем правилам через одно из самых респектабельных агентств. Девон старше на два года. Чета Флорио удочерила ее позднее, когда Терезе было уже четыре года. Мать Девон растила ее одна, без мужа. У нее обнаружился рак, одна из тяжелых форм лейкемии. Она умерла, когда Девон не было шести, и никаких родственников не осталось, кроме тетки, которая сразу же направила девочку на удочерение. Семья Флорио откликнулась почти немедленно. Итак, Терезе было почти четыре, когда в семье появляется шестилетняя Девон. Понятна ситуация?

— Вполне, — сказала Бианчи.

— Что касается Девон, то тут все ясно. Она прекрасно понимала свое положение и сохранила достаточно отчетливые воспоминания о родной матери. Тереза появление Девон вначале встретила в штыки. Дело в том, что незадолго до этого супруги Флорио вдруг почему-то решили рассказать ей правду о ее происхождении. Разумеется, в доступной форме. Для Терезы это явилось страшным шоком. И вот что получается: узнав, что отец с матерью у нее неродные, она практически сразу же сталкивается с жестокой необходимостью как-то примириться с появлением сестры. Причем не сестры-младенца, а старшей сестры, более развитой и, стало быть, сестры-лидера. Вполне возможно, Тереза к тому времени уже страдала от синдрома, который мы называем расстройством привязанности. Подверженные этому сложному недугу дети переживают острое чувство отторжения, которое у некоторых может возникать иногда даже в материнской утробе, когда она готовится отторгнуть их перед родами. Таких детей часто преследует мания, что если от них отказались (отторгли) однажды, откажутся и снова. В четыре года Тереза определенно обнаруживала достаточно много признаков, указывающих на этот синдром. Она имела привычку разбрасывать острые предметы, бродить ночью по дому и даже выходить во двор. Ломала вещи. Известно, что такое поведение рано или поздно приводит к вспышкам немотивированной жестокости. Пока все ясно?

— Конечно. — Бианчи кивнула. Рейган ничего не записывал и явно скучал, изучая коллекцию страшных африканских масок, которые доктор Хелен развесила по стенам у себя в кабинете.

— Так что поводов для злости у Терезы было предостаточно. С Барбарой Флорио она не ладила довольно давно, наверное, с тех пор, как появилась Девон. Она считает, что мать сама виновата в случившемся.

— Она вам так и сказала? Именно этими словами? — спросил Рейган.

— Да. Она обвиняет мать в приверженности к алкоголю и наркотикам. Именно это привело к тому, что она называет «несчастным случаем». Она говорит, что мать погубил тот образ жизни, какой та вела. Она также сообщила, что мать временами очень жестоко с ней обращалась.

— В каком смысле жестоко? — заинтересовался Рейган.

— Наказывала, как она считает, чрезмерно жестоко. Например, Тереза сказала, что мать, когда напивалась или находилась под кайфом, свирепо била их обеих. Ремнем, обувью, всем, что попадалось под руку. Я спросила об этом Девон, и та сказала, что на самом деле было больше крику, чем битья, и что мать если и наказывала их, то не физически.

— Выходит, одна из них врет?

— Возможно, и нет. Жестокость — это, знаете ли, оружие обоюдоострое. С жестокими детьми часто, кроме жестокости, никак больше управиться невозможно. И в таких случаях всегда трудно сказать, кто с кем жестоко обращается. — Доктор Хелен сделала паузу. — Прошу меня извинить.

Она легко поднялась со своего мешка и направилась к японскому заварному чайнику на столе. Ни на тонкой рубашке, ни на джинсах «Ливайз» ни единой выпуклости при всем желании обнаружить бы не удалось. Доктор Хелен была тоненькая, сухонькая, как воробей, готовый в любой момент взлететь. Налив себе очередную порцию чая, она так же легко переместилась обратно на мешок и продолжила: