Татьяна Ковалева - Чаша любви

Радж тихонько трогает меня за плечо:

— Посмотрите, мисс…

Я оглядываюсь.

Небольшая обезьяна, воровато озираясь, то и дело испуганно припадая на все четыре лапы и на всякий случай демонстрируя зубы, пересекает поляну.

— Это макака, — говорит Саша негромко, чтобы не спугнуть.

Обезьяна наконец добирается до стола, хватает с него банан и опрометью бросается под защиту деревьев. Радж показывает нам знаком, что представление еще не закончено. Как видно, эту обезьяну здесь хорошо знают. И действительно: через минуту ее мордочка опять высовывается из листвы. Ну что за чудо эта обезьянья мордочка! Она так выразительна!

Макака опять крадется по поляне. Настороженно поглядывает на нас, замерших в стороне, чутко поводит ноздрями, хмурится, иногда скалится — и не понять, она так грозится или смеется.

На сей раз, достигнув стола, она не удовлетворяется бананом. Здесь ведь так много интересного и вкусного! Макака долго принюхивается, но потом быстро заталкивает в пасть кусок Шахи Тукра. Сладость приходится ей по вкусу. Обезьяна протягивает лапу за вторым куском, но тут замечает бутылку с недопитым вином. На бутылке очень яркие наклейки. И макака на них покупается. Она берет бутылку и заглядывает одним глазом в горлышко.

Я приседаю от восторга и тихонько хлопаю в ладоши: макака сейчас невероятно похожа на одного из героев фильма «Самогонщики».

Заметив, что в бутылке что-то есть, макака замирает на секунду, потом осторожно оглядывается — нет ли опасности поблизости? Но все спокойно! Тогда обезьяна, придерживая другой лапой бутылку за донышко, опрокидывает ее и делает глоток… Ну совсем как человек! Даже точнее — как пьяница за углом винного магазина! Очень жаль, что здесь нет Клауса с его «Поляроидом»!

Сделав глоток, макака опускает бутылку и удивленно крутит головой. Задумчиво чешет нос… Хмель, как видно, быстро начинает действовать, ибо обезьяна теряет чувство страха. Она уже не озирается и не вздрагивает, а садится в кресло и держится по-хозяйски. Делает второй глоток… Бутылку, которая ей так полюбилась, не выпускает из лап. Берет банан, ловко снимает с него кожуру, кушает с чувством и… улыбается.

Ей-богу! Она улыбается! Вот только песен не поет.

После третьего глотка у макаки становится заметным нарушение координации. Обезьяна тянет лапу к яблоку, но промахивается. Локоть срывается с подлокотника, и обезьяна едва не падает с кресла. Чудом удерживается, но бутылку роняет. Тут же она прыгает за бутылкой, но поздно — остатки вина уже пролились в траву. Макака трясет бутылку, тихо ворчит, потом с досады швыряет ее под стол.

Нам смешно, мы едва сдерживаемся от смеха.

Обезьяна глядит на нас с раздражением, даже делает в нашу сторону угрожающий выпад — несколько неверных шагов. Лапы макаки путаются в траве. Бедное животное спотыкается. Можно сказать, что обезьяна пьяна в стельку.

Через несколько минут макака, гордо выгибая грудь, спотыкаясь и падая, зачем-то колотя себя по бедрам, удаляется в кусты. Можно не сомневаться, что она заляжет отдыхать где-нибудь неподалеку. Я беспокоюсь: хватит ли у нее сил взобраться на дерево?

Представление окончено, и мы вспоминаем о том, что пора прощаться.

Радж любезно предлагает нам остаться на ночь. Но мы отказываемся. Не хотим чересчур стеснять людей.

Тогда Радж вызывает нам такси.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, опять обнаруживаю, что в номере одна. Ничего иного не остается, как с сожалением вздохнуть. Саша, вероятно, уже давно в офисе. Я заметила: он — ранняя птичка.

Открываю окно, вдыхаю свежий влажный воздух. Ночью, оказывается, был дождь. И довольно сильный. В лучах солнца еще блестят крыши и асфальт, в лужах отражается небо. Во влажном воздухе острее ощущаются ароматы, распространяющиеся с кухни.

Ставлю турку на плиту, выкладываю на тарелочку печенье. Возвращаюсь в комнаты. Настроение у меня бодрое — быть может, потому, что по радио один за другим звучат рок-н-роллы. Я даже порываюсь сделать несколько па, но без утреннего кофе у меня это не очень ловко получается — отстаю от ритма. Пожалуй, в данную минуту я выгляжу смешно. Рок-н-ролл в халате! Но пусть! Меня ведь никто не видит.

Вот и из моей кухоньки тянет ароматом — великолепного кофе. Я про все забываю и бегу на запах.

Я — кофеманка! Я стала ею как-то незаметно для себя. Еще когда жила в общежитии. За чашечкой кофе так нескучно переброситься с подругами словцом. Сделать маленький-маленький глоточек, рассказать что-нибудь; потом еще глоточек — микроскопический, что-нибудь любопытное выслушать. Так проходит полдня. Все общежитские (и не только общежитские) новости узнаешь за чашечкой кофе. Да и самой чашечкой налюбуешься, если, конечно, она хороша, получишь эстетическое наслаждение. Потом я пила кофе в компании Эрики. Эрика моя удобная подружка: молчит, молчит, слушает. А я все говорю: щелк да щелк… из чашечки отхлебываю…

Звонит телефон. Бросаюсь к нему. Я помню про вчерашний разговор. Это наверняка Дхута.

Да, это она. Кажется, она говорит, что выезжает. Мне удается вовремя раскрыть разговорник на нужном разделе. Я отвечаю, что с нетерпением ее жду.

Минут тридцать провожу у зеркала, одеваюсь, спускаюсь в холл отеля. Портье кивает мне. Мы с ним уже как будто старые… нет, лучше — давние знакомые.

Ждать не приходится долго. У входа в отель мягко останавливается светло-голубая «лянча». Из машины выходит Дхута. На ней довольно свободный зеленый брючный костюм; волосы уложены на затылке узлом. Опять замечаю, что у Дхуты красивая длинная шея. Я это увидела еще вчера, несмотря на то, что волосы Дхуты были распущены. Мне в голову приходит мысль, что Дхута при желании могла бы быть хорошей балериной, — поскольку хорошую балерину (нетрудно заметить) всегда отличает длинная изящная шея.

Я выхожу. Портье распахивает передо мной двери. Мы встречаемся с Дхутой на ступеньках отеля.

Дхута сама за рулем.

Я сижу рядом с ней на переднем сиденье и поглядываю, как она уверенно, сноровисто ведет машину, что, надо сказать, не просто, так как движение весьма оживленное, а правила местные водители норовят нарушить, где только им удобно. Здесь порядка на дорогах еще меньше, чем у нас в России.

Дхута предстает передо мной в новой ипостаси. Вчера Дхута была — радушная хозяйка, стерегущая семейный очаг, любящая мать. Сегодня она — деловая женщина, уверенная в своих силах и способная выдержать конкуренцию с мужчинами.

Трудно, конечно, общаться с помощью разговорника, но у меня нет иного выхода. Я листаю его, начинаю с извинений за свой бедный английский, за свое произношение и за кучу хлопот, какие Дхуте доставляю. Она улыбается и говорит, что извинений не принимает. Дхута старается говорить медленнее, чтобы я успевала ее понять. В последнее время, занятая по дому, занятая с ребенком, Дхута редко выезжает в город. И она очень благодарна мне, что я дала ей повод совершить эту вылазку, развеяться от рутины бытовых забот.