Imanka - Босиком по лужам

— Let me hear you make some noise! — радостно завопил он в микрофон.

Девчонки завизжали.

Билл состроил недовольную гримасску, изогнул бровь. Пальцы сделали несколько волнообразных движений. «Ну так себе, — как бы говорил парень, — фиговенько…»

— Let me hear you make some noise!!

Зал отозвался значительно громче. Но юного бога это не убедило. Он хотел не просто криков и писков, он хотел большего. Он хотел, чтобы зал забился в оргазме.

— Let me hear you make some noise!!!

О, мамочки! Всего одной дурацкой фразой Билл отымел тридцать тысяч человек одновременно. Это был не оргазм, это был… «Олимпийский» отдавался ему с каким-то нереальным отчаяньем, бился в мегаэкстазе. Казалось, что мир вот-вот рухнет. А в его глазах опять стояло удивление — неужели это я вас так завел?

Билл что-то еще прощебетал о том, как счастлив быть сегодня в этом прекрасном городе, как он ему понравился и объявил следующую песню. Я решила, что надо действительно посмотреть концерт и отправилась поближе к сцене. Лучше бы я сидела на своем ящике и наблюдала за происходящим на экране.

Том на сцене бесчинствовал. Он заигрывал со своей стороной партера так, что, казалось, девочки умрут от удовольствия. Он строил глазки, кривил рот, закусывал губу и закидывал голову назад. По мокрой шее стекал пот, прилипли прядки… Я вспомнила, как ночью рассматривала его фотографии и поражалась сексуальности парня. Так вот — фотографии не передают и сотой доли того секса, который исходил от Тома. И если оргазм в исполнении Билла носил какой-то божественный характер, то от взгляда Тома народ вокруг вполне мог забеременеть. В нем возбуждало даже то, как он играл на гитаре, как ласкал струны, как пальцы скользили по грифу.

В отличие от Тома, Георг с залом общался не особо активно и в попытках «изнасилования» зала замечен не был. То есть он честно выполнял свою работу: играл себе и играл, скакал по сцене и скакал. Но классно, надо заметить, играл и не менее суперски скакал. А как он тряс головой с русо-рыжими волосами! Вау! Это было нечто. Это было так здорово. Он так двигался по сцене. Как кот. Правда, в какой-то момент они с Томом не рассчитали траекторию и таки врезались друг в друга, но это им не помешало беситься дальше. А бесились они отменно. Иногда казалось, что Георг сам от себя заводится.

Густава показывали на экране часто, а мне его «живьем» совсем не было видно. Зато огромное лицо Густава с экрана могло вынести остатки мозга только так. Густав не просто играл на барабанах. Он был сам эти барабаны. Он был с ними един. Он взрывался от игры. Он существовал в них. Он бог этих барабанов. Их дух. Их жизнь.

Том заметил меня ближе к концу концерта — я приютилась в уголке зоны между сценой и партером, поближе к Тоби и подальше от Саки, который постоянно то уходил, то приходил. Улыбнулся, облизав губы. Неожиданно он поставил гитару с треугольным корпусом себе на бедра и… на глазах одуревшей от восторга публики «изнасиловал» ее. Я почувствовала, как в животе торкнуло от сильнейшего возбуждения, резко скрестила ноги, порадовавшись, что не парень и мне не надо прятать внезапную эрекцию и ходить потом с мокрыми трусами… Том несколькими движениями бедер со сцены просто «трахнул» меня без зазрения совести. Ошалеть, что творили близнецы!

Уже в самом конце концерта, когда ребят в третий раз вызвали на бис, я сделала открытие: Билл — это вампир, который питается энергией зала. Он с первой же песни послал в зал настолько мощный поток энергии, что она возвратилась к нему фактически в сто раз увеличенной. И чем больше он отдавался, тем больше получал! Весь концерт Билл скакал по сцене как заведенный заяц. Он работал на каждый сектор — прямо, лево, право, верх, партер, балкон. Каждый поворот его головы в сторону публики встречался таким шквалом аплодисментов, криков и визгов, что становилось плохо. Том и Георг тоже шевелились постоянно, перемещались по сцене, показывали себя, любимых, каждому желающему со всех сторон, но Билл он живет этой энергией. Он ловит кайф от себя и своей работы. Он настолько ловит кайф, и настолько старается, так дерет глотку, что мне захотелось дать ему что-то большее, чем у меня есть. Мне захотелось раствориться в нем, в его энергии, стать частью него, лишь бы остаться в этом кайфе, в этой энергии, увязнуть во всем этом, словно муха в янтарной смоле, застыть и донести до потомков, что когда-то мне было так хорошо. Я впервые в жизни попала на настолько мощный по энергии концерт. И я в какой-то момент поняла, что потеряла голову и саму себя, растворилась вся без остатка, я теперь не принадлежу себе, я стала частичкой этой группы…

Пока ребята прощались со зрителями, я ускакала за кулисы. Меня переполнял такой восторг, что хотелось немедленно вылить его на головы мальчишек. Меня раздирало на части от счастья!

Первым мне на глаза попался Георг, и я тут же повисла у него на шее, повизгивая:

— Боже! Боже! Боже!

Он обнял меня за талию и чмокнул в щеку. Довольный такой.

Потом я радостно вцепилась в Билла, задыхаясь от восхищения:

— Ты такой… такой… Ааааа! У меня слов нету!!!

Билл рассмеялся и похлопал меня по спине, крепко обняв.

Следующим сбежал по ступеням Густав. И тут же угодил в мои объятия. Я восторженно развела руками и просто поцеловала его в висок. Слова кончились. Остались эмоции.

Том стоял чуть в стороне, наблюдая за моими метаниями от одного парня к другому. Взгляд очень серьезный.

Отлипнув от Густава, я не спеша направилась к любимому мачо, скромно потупив очи и виновато закусив губу — сама невинность.

Он склонил голову на бок, вопросительно изогнув бровь:

«Ну?» — словно написано на лице.

Я, почему-то покраснев до кончиков ушей и совсем уж опустив глаза, едва заметно кивнула.

«Кончила…» — безумно стыдно.

Он довольно ухмыльнулся:

«Я — бог секса?»

— Ты бог секса, — звучит интимным эхом.

Он приосанивается.

«Я победил?»

Я смотрю ему в глаза теперь уже с горькой обидой:

— Не могу… Ты спорил на меня…

Он резко отворачивается. Розовые щеки сначала белеют, а потом покрываются красными пятнами.

— Дерьмо… — шипит сквозь стиснутые зубы.

— Зачем?.. — одними губами.

— Георг?

— Нет… Я сама… Черт побери эти принципы!

Он опять ухмыляется. Теперь уже с досадой.

— И что дальше?

Пожимаю плечами, обнимаю его и шепчу на ухо:

— Не знаю…

***

Ребята устали. Настолько устали, что уже не гоготали, как днем, а сразу же по возвращению в отель рухнули кто где в номере Тома. Странно было находиться рядом с ними и не слышать постоянного смеха и шуток. Даже Билл заткнулся на минуту. Я, скромно постояв в дверях, сняла босоножки и уселась на паркет. Ноги гудели и болели, хотелось их засунуть под холодную воду и немного остудить. Вообще хотелось в душ. По полу приятно тянуло сквозняком. Если бы не мальчишки, я бы скинула одежду и, разметав руки в стороны, наслаждалась прохладой. Георг смотрел на меня с интересом. Потом встал: