Евгения Чепенко - Кровь решит за нас

— Следить? — Нина замедлила шаг. Это что еще за новости?

— Плохо сказала. Думаю, он боится, что тебя обидят, ты ж последи, разве что пыль не сдувает. Вот и хочет рядом пристроить. Одно слово — мужчина.

Татьяна улыбнулась.

— Аннушка, ты как всегда. А Игорь у нас кто?

— Знама кто… Баба он.

Теперь смеялись втроем.

— Так где ларечек? Хочу мальчиков послушать.

— Мальчиков она хочет, — проворчала Татьяна. — Бабулька!

— Э-эх, а сама-то кто?

— Нам туда! — Нина кивком головы указала на обувной.

— Три этажа? — возмутилась Анна. — А лифт есть?

— Есть.

Нина резко затормозила, заметив прямо напротив них на скамье знакомое лицо.

Мария Анатольевна сидела в расстегнутом пальто и невидящим взором обводила прохожих. Лицо потускнело, осунулось, на нем читалось выражение муки, и без того заостренные черты стали резче. Нина зачарованно пошла к женщине, ей больно, и боль эта свежая, съедающая изнутри.

Мать с Анной замолчали. Она чувствовала, что они не отстают ни на шаг.

— Мария Анатольевна?

Та подняла стеклянные глаза, несколько мгновений понадобилось, чтобы она поняла кто перед ней стоит.

— А это ты, — и снова отвернулась.

— У вас что-то случилось? С Игорем?

— Порадоваться пришла? — Нина отчего-то не удивилась злобе, скользящей в голосе бывшей свекрови.

— Нет, просто спрашиваю. Последний раз, когда мы с Санькой с вами общались, вы радовались новой жене Игоря. Людмила, кажется, — на деле Нина прекрасно знала Люду. Когда-то та помогла ей написать по собственному, освободив от всякого общения с бывшим мужем и Нина тогда обрадовалась такой доброте. Наивная. Об этом инциденте она не рассказывала никому.

— Она ему не жена, — Мария Анатольевна стиснула зубы. — Воровка и шлюха! Такая же как…

Из длинной злой речи Нина уяснила три вещи. Во-первых, Игорь лишился доброй половины честно нажитого, во-вторых, Эдуард теперь живет с любовницей, и в-третьих, она, Нина, каким-то боком во всем этом виновата.

— Анатольевна! — вдруг высунулась из-за плеча дочери Татьяна. — Ты коньяк любишь?

— Я — не алкоголичка, в отличие от вас.

— Ну, все понятно.

Татьяна взяла дочь за руку и потянула в обувной.

— Мам, так нельзя. Ей же плохо. А вдруг, что случится?

— Ребенок, помяни мое слово, эта королевна переживет нас с Анькой.

— Да, — согласилась Анька.

Нина обернулась и с сомнением взглянула на одинокую фигурку на скамье.

— Не переживай, у нее же есть любимый сын.

***

12 ноября

Понедельник

Наталка положила второй тест на раковину и зажмурилась.

Так не бывает.

Голова закружилась, от страха начало подташнивать.

Или бывает?

Девушка осела на пол и обняла колени, из глаз покатились слезы.

— Мамочки, — надрывно просипела она. Ей же восемнадцать, ну, куда оно? Она? Он? Паника заполнила грудь, сдавив легкие, не позволяя дышать. Она подскочила, нашла телефон, набрала знакомый номер.

— Да, девочка моя?

— Саш, — ровным голосом произнесла девушка. — А ты не приедешь пораньше? Пожалуйста.

— Уже еду. Что случилось? Тебе плохо?

Наташа мгновение поколебалась.

— Ты… — подходящие слова почему-то не находились. — Ты — папа, — это единственное, что точно отражало смысл и не звучало как в дешевой мелодраме.

На том конце повисла тишина.

— Ты из-за этого так расстроилась? — мгновение спустя произнес Санька.

— Да.

— А зачем? Я сейчас буду. И не хлюпай! Додумалась.

Наташа удивленно посмотрела на телефонную трубку. А правда, чего это она? Вытерла глаза. Попыталась удушить страх и панику на корню, не до них сейчас.

Вышла в зал и растянулась на полу, уставившись в потолок. Она хорошо помнила, что аборт имеет непредсказуемые последствия, ну и потом — это же ребенок, он там живой, а еще он Сашкин… Нет. Не еще. Это самое главное. Он Сашин.

Она повернулась на бок и обняла свою талию. Представила, что внутри нее часть самого любимого человека, вздохнула и снова заревела. Как же страшно! Как же невовремя!

***

— Ты… — она испуганно запнулась. — Ты — папа.

Санька выронил куртку. Все мысли разом покинули голову, он замер. Наталка всхлипнула. Черт, она там ревет. Парень тряхнул головой, сгоняя ступор. Идиот, нельзя молчать.

— Ты из-за этого так расстроилась?

— Да.

— А зачем? Я сейчас буду. И не хлюпай! Додумалась.

Отключил телефон.

— Лекс, ты чего?

Поднял куртку, обернулся, восемь пар глаз обеспокоенно изучали его. Вопрос задал Костя.

— Проблемы дома. Кость разберись с машиной. Я ушел.

— Дмитричу позвони, — крикнул тот ему в догонку.

Сашка вылетел в коридор. Позвонить? Звонить этому кретину, слушать демагогию, проматерился, все мысли были о ней. Ей же там плохо сейчас, развернулся на сто восемьдесят, залетел к HRам. Пусть Олеська будет не на собеседовании. Повезло.

Подбежал к столу, навис над опешившей девушкой.

— Лесенька, солнышко, ты же меня любишь, правда?

Девушка покраснела. Она любила, причем давно, Санька почувствовал себя как до жизни с Наталкой — уродом. Отвык уже.

— Красавица, мне позарез уйти надо, договорись с большим дядей, окажешь услугу?

Она кивнула.

— С меня шоколадка, — и, не обращая внимание на остальных женщин, скрылся за дверью.

Наталка, съежившись, лежала на полу в зале и тихо всхлипывала. В полном молчании аккуратно поднял ее, сел на диван, прижал к себе. Есть ли ребенок или нет его, парень не ощущал и не чувствовал никак… Пока. Все, что имело значение, — ее слезы и ее страх. Свои ненужные эмоции он загнал поглубже еще по дороге.

— Саш, — тихо позвала она.

— Да, девочка моя?

— Тебе не обязательно… Ну, в смысле, я и сама могу.

Что?!

Парень разозлился, захотелось встряхнуть ее, а еще лучше поругать как следует.

— Чего ты сама можешь?

— Не сердись.

— А что за хрень?! Дура?

Девушка разревелась. Санька скрипнул зубами. Кретин.

— Прости, Наташ. Только давай ты больше не будешь выдвигать подобных предложений, хорошо?

Она кивнула, парень тоже зачем-то кивнул.

Посидел немного, слабо улыбнулся. Абсурдная ситуация. Она решила его отпустить, кто бы мог предположить? Да, черта с два он уйдет! Она думает, что он позволит ей одной воспитывать ребенка? Позволит, чтобы в ее жизни однажды появился кто-то другой? Малыш — это хорошо. Саньку вдруг осенило, нет, это не просто хорошо, это потрясающе. Это означает, что она никуда от него не денется и…

— Наташ, ты меня любишь?

Она промямлила невнятное, длинное, ласковое и утвердительное.

— Хорошо, значит идем в ЗАГС.

— Блин.

— Обнадеживающая реакция.

— Папа меня убьет, — пискнула ему в грудь девушка.

— Думаю, радость моя, тут вероятней вариант папы, убивающего меня, поэтому счастливую новость сообщаем для начала женской части населения, то есть маме, бабушке и, как следствие, Аннушке. Согласна?