Марина Маслова - Спляшем, Бетси, спляшем!

Летом, после окончания сессии, я вдруг узнаю, что меня посылают на следующий семестр во Францию, в Сорбонну. Перед этим я должна на десять дней приехать к Сереже в Токио. Все лето я в каком-то сумасшедшем состоянии оформляю документы, потом, словно на чемоданах, сижу в Комарово и жду долгожданного свидания с мужем, как ждут его, наверное, заключенные. Только теперь, накануне скорой встречи, я осознаю, как сильно люблю его и скучаю. Наконец, я в Москве сажусь в самолет, ко мне жмутся три жены, тоже летящие к мужьям, среди них только я говорю по-английски. Самолет японской авиакомпании, летящий из Брюсселя, поднимается в воздух, и я блаженно закрываю глаза, в лихорадке сборов почти сутки не спала. Мои спутницы то и дело будят меня для общения со стюардессой. Когда самолет приземляется в Токийском аэропорту, проведя изнурительные переговоры с таможенниками по поводу багажа моих спутниц, я, наконец, бросаюсь в объятья своего мужа и мы едем в крохотную квартирку, в которой он живет с еще одним сотрудником консульской службы. Я висну у Сережи на шее и, потихоньку расстегивая рубашку, шепчу ему на ухо, чем бы мне хотелось заняться в первую очередь. Он смеется.

— Лиза, ты с ума сошла, сейчас придет Юрий Петрович, что он подумает?

— Ну, мы ведь будем заниматься этим не у него в кровати. Он подумает, что встретились супруги после семимесячной разлуки! — я тяну его прямо на пол.

— Почему бы нам ни дойти до дивана? — еще сопротивляется Сережа.

— Помнишь, как это было в Гурзуфе на берегу, прямо на камнях? — напоминаю я, и мы со стоном нетерпения сжимаем друг друга в объятьях…

— Лиза, ты стала такой страстной и ненасытной! — замечает позже муж.

— Тебе это не понравилось? — притворно огорчаюсь я, продолжая удерживать его в объятиях.

— Нет, отчего же, но что я буду делать через десять дней? — Сергея начинает забавлять разговор.

— Тебе надо пресытиться мной, тогда ты выдержишь еще полгода до отпуска. А теперь, может, перейдем на диван? — и это предложение уже не вызывает ничего, кроме одобрительного поцелуя.

Все десять дней в первую очередь мы занимаемся любовью, потом Сергей показывает мне Токио, водит в маленькие ресторанчики и учит есть палочками. Меня восхищает еда, которая подается на красивых черных и красных лаковых подносиках и выглядит, как произведение искусства. Тонкие ломтики рыбы, овощи, соевый сыр тофу, креветки и шарики риса, — все хочется попробовать. Мы бродим по старым кварталам Токио, останавливаясь у витрин, задерживаемся у тележек торговцев, которые продают все: бумажные фонарики, деревянные палочки для еды, талисманы, фрукты, магнитофонные кассеты, зонтики, предсказания, написанные на рисовой бумаге. Художник каллиграф пишет изречения на рисунках с цветком хризантемы, склоненным бамбуком, стрекозой или плывущей уткой. Мы подходим поближе, я наблюдаю, как легко и безупречно точно скользит кисть по белой бумаге. Сергей о чем-то говорит с художником, он кивает и берет чистый лист. Красные иероглифы ложатся на бумагу, он скатывает ее трубочкой, перевязывает шнурком с кисточками и подает мне.

— Что там написано? — интересуюсь я.

— Это хокку Басё:

Я благодарно целую Сережу прямо на улице. Мне хочется продлить каждое мгновение, проведенное с мужем. За полгода я так соскучилась по близости, что даже когда мы выходим из дома, я все время должна касаться его, пожимать руку, чувствовать рядом.

— Лиза, может ты останешься? — предлагает он, — Это можно оформить.

— Что ты, как я могу отказаться от Сорбонны?! — даже пугаюсь я.

— Я не могу так жить, — начинает раздражаться Сережа, — Я начинаю забывать, что я женат.

— А сейчас тоже? — прижимаюсь я к нему, тихонько засовывая руки под рубашку.

— Ты сейчас не жена, а любовница.

— А я разве была женой? — внезапно взрываюсь я, — Что нас связывало, кроме постели? Может, ты интересовался моей жизнью, может, мои вкусы и пристрастия стали твоими? Может, ты был счастлив, когда у нас была возможность завести ребенка? Нет, мой милый, — я обличающе тычу в него пальцем, — Мы всегда были только любовниками, причем тогда, когда этого хотелось тебе! Так что теперь жди еще год, пока я не получу диплом.

Меня понесло, я не хотела всего этого говорить, но и остановиться не могла. Сергей молча выслушивает меня, по-моему, он ошеломлен. Я ведь никогда не высказывала ему обиду. Он, наверное, и не подозревал, что я могу быть чем-то недовольна, он знал только о своих желаниях и проблемах. Да, лучше бы мне промолчать, особенно сейчас, когда мы опять расставались на полгода. Мне стало стыдно.

— Прости меня, Сережа, я нервничаю перед разлукой.

Он молча похлопывает меня по плечу. А ведь похоже, что его не очень задело то, что я наговорила! Назавтра утром я улетаю в Париж.

Мне хотелось бы сказать небрежно, что Париж не произвел на меня впечатления, но я не могу покривить душой. Париж затмил мою маленькую семейную трагедию или, по крайней мере, притупил боль от острого коготка тоски, скребущего мне сердце. Группа, в которой я проходила стажировку, была разношерстной и состояла из студентов разных стран и разного уровня подготовки. Я не знала, какие семинары посещать, — мне хотелось все! Наконец, я определилась, выбрав то, что я не могла получить дома: современную французскую литературу. И конечно же то, чем я занималась с первого курса, галантную литературу 18 века. А кроме того, современный французский язык, который так же отличается от литературного, как наша речь от языка Толстого. Я бегала из аудитории в аудиторию, стараясь успеть везде. Со мной посещал почти все только студент из Швейцарии Ив Ферри. Скоро мы стали помогать друг другу, делая конспекты, если кто-то из нас был в это время на другой лекции. Однажды он восторженно зашептал мне посреди лекции:

— Лиза (он единственный звал меня так, остальные — Лиз), на следующей неделе приезжает профессор Монтечелли из Болонского университета читать курс итальянской литературы. Как мне хочется!

— Ой, и мне тоже! А ты разве занимаешься и итальянским?

— Итальянский — мой родной, я ведь из Лугано, у нас итало-язычный кантон.

Я и забыла, что Швейцария говорит на четырех языках. Теперь мы болтаем иногда по-итальянски. Мы вообще очень подружились. Ив напоминает мне чем-то Колю, хотя они внешне не очень похожи. Надо сказать, что он единственный, кто сразу же не предложил мне развлечься.

-Твоя фигура не дает спокойно спать нашим студентам, — говорит он мне однажды, — ты самая красивая девушка, какую я знаю. И самая неприступная. В чем дело, тебе никто не нравится?

— Мне нравится мой муж. Я действительно неприступная.