Елена Лагутина - Искушение любовью

— Но может быть, тогда на курорт какой?

— Мне не хочется. Правда, просто не хочется. Я бы сейчас спала круглые сутки.

— Ну и спи! Кто ж тебе мешает! Сон всегда лечит! Или вот ко мне приходи, ты знаешь, я живой душе всегда рада! Научу тебя кружева плести! Ты ведь терпеливая, да и красоту понимаешь сердцем — у тебя получится!

— Спасибо.

— Да что ж «спасибо»! Или у тебя к этому душа не лежит?

— Я сейчас сама себя не пойму.

Лиля вскоре ушла, сославшись на позднее время и усталость. Наталья Михайловна после ухода Лили некоторое время пыталась вязать, но нитки то и дело путались и рвались. Промучившись, Наталья Михайловна поняла, что проку все равно не будет, и отложила рукоделие. Лиля не шла у нее из головы. Всего две недели назад это была сияющая, красивая молодая женщина. Сегодня, глядя на Лилю, Наталья Михайловна все время ловила себя на мысли, что перед ней другой человек. И только глаза, по-прежнему добрые, не давали места сомнениям: это была Лиля, но сильно изменившаяся.

Наталья Михайловна за своими горестными мыслями чуть не проследила, как вошел ее муж.

Обычно она заранее подъезжала к двери, чтобы встретить его у самого порога, а сегодня очнулась, когда он уже открыл дверь.

— Что-то никто меня не встречает, — шутливо произнес он. — Наверное, разлюбили меня в этом доме? — Он поцеловал жену в щеку и внимательно посмотрел на нее: — Наташенька, у тебя все нормально?

— Да, Володюшка, все нормально. — Наталья Михайловна прижалась щекой к руке мужа. — Задремала немного. Сумерничать будем?

Владимир Петрович возвращался домой поздно, иногда в полночь. Жена всегда ждала его, спать без него не ложилась. Но, как правило, так поздно они уже не ужинали: Владимир Петрович ел в особняке, на кухне. Но тем не менее привычка садиться за стол после работы осталась. Чаще всего они пили чай из трав с медом, как любил Владимир Петрович. Это и называлось у них «сумерничать». На кухне включалось бра над столом, и они, сидя за самоваром в приятном полумраке, обсуждали прошедший день.

Сегодняшний день не был исключением. Владимир Петрович, с мокрыми еще после душа волосами, аппетитно отхлебывал чай из блюдца, то и дело зачерпывая мед из тарелочки. Было видно, что он с наслаждением вдыхает аромат меда и трав. Наталья Михайловна разговор на волнующую ее тему начала не сразу.

— Как у тебя на работе, все ли ладно?

— Да как обычно, хозяин все еще в командировке, так что у меня сейчас, можно сказать, бархатный сезон. — Владимир Петрович улыбнулся.

Он был поваром высокого класса, в свое время ему довелось работать за границей, в посольстве, так что к неожиданностям ему было не привыкать. И все же первое время работы у Красовского он никак не мог отделаться от ощущения, что им недовольны: настолько немногословны и сдержанны были оценки его труда. Хотя работать у Красовского смог бы не каждый, теперь Владимир Петрович это точно знал. Хозяин, так все в особняке называли Красовского, зачастую и сам не знал, чего хотел. И лишь со временем, неизменно слыша восторженные отклики о мастерстве своего повара от гостей, которых, кстати, он приводил часто, неожиданно и в большом количестве, Красовский утвердился во мнении, что с поваром ему действительно повезло. Он стал доверять составление меню Владимиру Петровичу и ни разу об этом не пожалел, хотя, вероятнее всего, даже и не догадывался, чего это тому стоит.

Владимир Петрович был вынужден самостоятельно изучать вкусы и привычки не только своих хозяев, но и их гостей. И если бы не любовь к своему делу, вряд ли бы он, как и все его предшественники, удержался здесь надолго. Ему действительно хорошо платили, но все же это было не решающим аргументом: с его квалификацией он мог бы найти себе работу с хорошим заработком и в другом месте. Здесь он всего лишь имел полную свободу действий, как в выборе меню, так и в средствах, на это отпускаемых. Он мог ничем не ограничивать свое творчество — главное, чтобы то, что он готовил, нравилось. И это было единственное условие, которое ему поставили сразу. И все же, несмотря на трудности, Владимир Петрович пока не собирался менять работу.

— Знаешь, Володюшка, сегодня к нам Лиля приходила.

— То-то, я думаю, она ни к завтраку не была, ни к ужину!

— Нет, она ко мне уже под вечер пришла. Володя, ты ничего за ней не замечаешь?

— Ты о чем говоришь, Наташа? — Владимир Петрович отставил чай.

— Знаешь, мне кажется, она как-то изменилась. — Наталья Михайловна говорила очень осторожно, все еще надеясь, что вот сейчас муж развеет все ее сомнения.

— Значит, ты это тоже заметила? — задумчиво произнес Владимир Петрович.

— Мне показалось, что она даже похудела, осунулась как-то.

— Да это и немудрено — она совсем ничего не ест! Я же помню все ее привычки! Последнее время готовлю только то, что раньше она заказывала как лакомство, — все равно! Придет, посидит, посмотрит на еду, ковырнет вилкой, чтобы меня не обидеть, и уходит. Я сначала спрашивал: может, что другое приготовить? А она только улыбается виновато и молчит. Забьется к себе в комнату и целый день не показывается. Раньше-то ее дома днем с огнем не найдешь: то в бассейн уйдет, то за покупками. А теперь почти все время дома. Изредка к подружке сходит, но все равно как неживая. Начнешь говорить с ней — молчит и через силу виновато так улыбается. А раньше-то мы с ней по часу болтать могли!

— Володюшка, ты что-нибудь знаешь?

— Что знаю? — не понял Владимир Петрович.

— Что с ней происходит? — Наталья Михайловна никогда мужу не лгала, но то, что рассказала ей Лиля, было чужой тайной, и она решила мужу ничего не говорить про Андрея.

— Чужая душа — потемки, Наташа, что ж тут узнаешь! Да и не тот это дом, где можно что-то понять! Да я тебе уже говорил об этом!

Наталья Михайловна знала от мужа и о том, что в дом никого не пускали, кроме гостей самого хозяина, и о том, что в доме за всеми велась слежка: у Владимира Петровича был очень тонкий слух, и он не раз слышал, что кто-то подслушивает его разговоры с Лилей за дверью. Лиля это тоже знала. Они иногда не сговариваясь начинали говорить всякие колкости в адрес того, кто стоял, скрываясь, за дверью. Говорили специально громко, Лиля при этом всегда давилась от смеха. Так они развлекались. Они даже знали, кто за всеми следит: горничная Галя. Владимир Петрович относился к ней без злости, но общаться избегал.

— Мне, честно говоря, давно жаль Лилю. Мы к ней привыкли, как к дочери, но она постепенно становится похожей на этот дом-призрак. Все в нем, включая хозяина, как замороженные! Знаешь, мне на кухне скучать некогда, но если приходится подниматься на второй этаж — мороз по коже! Словно покойник в доме.

— Ты раньше мне этого не говорил!