Сьюзан Ховач - Грехи отцов. Том 1

Корнелиус спокойно поднял трубку и набрал номер Скотта по интеркому. Я замолчал. На другом конце Скотт поднял трубку.

— Скотт, — вежливо сказал Корнелиус, — не мог бы ты сейчас же прийти ко мне? Спасибо.

Он повесил трубку. Мы ждали в полном молчании, но я знал, что сейчас будет. С моей стороны было грубой ошибкой учить его, как руководить своей фирмой, а Корнелиус уже не мог остановиться и усугублял положение. Любой вызов его власти всегда толкал его на совершение некоего жеста, который подчеркнул бы его могущество.

Скотт тихо проскользнул в комнату и затворил за собой дверь.

— Да, сэр?

— Мы с Сэмом довольны твоей прилежной работой над предложением «Хаммэко», — вежливо сказал Корнелиус, — и, я думаю, пришло время предложить тебе должность партнера.

— Корнелиус! — Он радостно улыбнулся, и его глаза засияли.

Я отвернулся, когда они пожимали друг другу руки, но в конце концов мне тоже пришлось дружелюбно протянуть ему руку.

— Поздравляю, Скотт! — сказал я. — Я очень этому рад!

— Спасибо, Сэм! — Его рукопожатие было крепким и неторопливым.

Корнелиус сказал, что они обсудят детали позже, и, после того как Скотт удалился, я снова молча уселся в свое кресло. Остаток бренди в стакане имел горький вкус.

— Знаешь, Сэм, — сказал Корнелиус умиротворенно, — я пришел к выводу, что ты слишком перетрудился, так что тебе необходим еще один отпуск. Я дозвонился до аэродрома «Ла Гуардиа» и передал свои резервные билеты в твое распоряжение на время уик-энда. Почему бы тебе не взять Терезу и не махнуть на Бермуды?

Я только и ответил:

— Спасибо, но у меня билеты на завтра на премьеру мюзикла «На знойном юге».

— А, билеты! Замечательно! Это поможет тебе забыть на несколько часов твои проблемы! И кстати о проблемах, я думаю, будет лучше, если мы больше не будем говорить о будущем, — в твоем теперешнем состоянии это было бы благородно.

— Нейл…

— О, не думай, что я не понимаю! Я полностью понимаю! Ты страдаешь от кризиса доверия, такая штука обычно происходит с мужчинами в пятидесятилетнем возрасте, а не с такими, как мы, в расцвете сил, но я уверен, ты это преодолеешь! Тебе надо немного времени, чтобы прийти в себя после этой поездки в Германию, но когда ты придешь в себя и снова посмотришь на вещи с рациональной точки зрения, ты ясно увидишь, как глупо говорить о длительном отпуске, чтобы следовать своей неуместной одержимости, которая происходит из-за твоего американо-немецкого происхождения.

— Но…

— Отдохни! Ни о чем не беспокойся, Сэм! И не думай, что я не стану тебя поддерживать в этом твоем кризисе — поверь мне, я не собираюсь позволить тебе испортить свою жизнь каким-нибудь поступком, о котором ты впоследствии пожалеешь! В конце концов, ты же не просто мой партнер, не так ли? Ты мне вроде брата, и поэтому при данных обстоятельствах я считаю своим моральным долгом позаботиться о тебе и спасти тебя от тебя самого…

— Нейл, мне не хочется сейчас слушать эту ерунду о твоем моральном долге. Извини. Не надо об этом.

Корнелиус вздохнул.

— Я думал, что это вполне уместно, потому что, — если я только правильно тебя понял, — ты сам только что читал мне лекцию о нравственных стандартах, Сэм. Я не хотел бы быть с тобой слишком крутым, когда ты находишься в таком плачевном состоянии, но, может быть, лучше тебе сказать, что я не слишком заинтересован выслушивать, как ты читаешь проповедь. Если я захочу послушать проповедь, я лучше пойду в церковь. «Отдай кесарю Кесарево и Богу Богово», сказал Христос, имея в виду, что церкви должны быть отделены от банков, и это чертовски хороший совет. Понимаешь, я знаю, что я не святой в этих стенах, но вне их я всегда старался изо всех сил жить приличной жизнью, и если Господь ведет какую-нибудь бухгалтерию, он сразу бы увидел, что моя жизнь — как система с двумя входами, и я думаю, он понял бы также, как только свел бы дебет с кредитом, что вокруг масса парней хуже меня… Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Я должен был бы. Я это достаточно часто слышу.

— Тогда сделай мне огромное одолжение, пожалуйста, и все, что я сказал, примени к случаю Скотта. Допускаю, что меня можно было бы критиковать за ведение дела Салливена, но даже если я в чем-то виноват, я постарался искупить вину через Скотта. Я воспитывал этого мальчика с четырнадцати лет. Я сделал для него почти все, что было возможно, и он хороший мальчик, Сэм. Пойми это, Сэм, и постарайся впредь не так нервно относиться к нему. Я горжусь тем, что Скотт вырос таким, и, если ты хоть минуту сомневаешься, что он мне благодарен за это, я собрал то, что осталось от Стива, который пренебрегал своими отцовскими обязанностями…

Зазвонил интерком, и, когда Корнелиус повернул выключатель, мы услышали голос секретаря, который говорил:

— Мистер Ван Зейл, у меня на проводе ваша сестра, и она хочет говорить с мистером Келлером. Мистер Келлер все еще совещается с вами?

Мы с Корнелиусом посмотрели друг на друга, в одинаковой мере пораженные.

— Да, он здесь. Одну минутку, — отрывисто сказал Корнелиус и протянул мне трубку так, чтобы я смог поговорить с Эмили Салливен.

— Я хотела поговорить с тобой о Вики, — на следующий день за ленчем сказала мне Эмили Салливен. — Корнелиус мне все рассказал. В конце концов он раскололся и признался…

— Он что? Ох… прости меня, Эмили, но могла бы ты выражаться…

— Яснее? Я говорю, разумеется, об этом бредовом предложении, чтобы Вики вышла за тебя замуж.

Прошло почти двадцать часов с тех пор, как я получил катастрофические известия от президента «Хаммэко». Было два часа дня, и была суббота.

Мне показалось странным, что Эмили хочет встретиться со мной, но мысль, что она хочет обсудить какую-нибудь другую тему, а не ее племянницу, никогда бы не пришла мне в голову. Подобно Алисии, Эмили всегда была в хороших отношениях со мной, но все эти годы наши отношения оставались официальными.

Эмили было сорок три года, и она ровно на столько и выглядела. Она не соблюдала моду, и поэтому ее одежда казалась слегка безвкусной. Она располнела и стала какой-то неприметной. Двадцать лет тому назад любой человек легко заметил бы семейное сходство черт Эмили и Корнелиуса, но теперь это сходство вовсе не бросалось в глаза. Корнелиус без усилий сумел сохранить приятную внешность, Эмили, также без усилий, потеряла свою былую привлекательность.

Но все же моментами она напоминала мне его, и иногда я думал, что чем менее они становятся похожими внешне, тем больше усиливается сходство их характеров. Эмили, жесткий администратор, председательствовала во многочисленных гражданских комитетах в Веллетрии, богатом пригороде Цинциннати, в котором она выросла, и, по словам Корнелиуса, ее дни были заполнены благотворительными обязанностями, требующими напряженной работы, решимости и выдающихся способностей сметать на своем пути все препятствия.