Даниэла Стил - Моменты

— Спасибо.

— Так это твоих рук дело?

Джойс выставила вперед ладонь, как бы отмахиваясь от уже готовой обрушиться на нее похвалы.

— Да ничего особенного: просто предложила кому следует. Ну, а он уже его раздобыл.

— Продолжай в том же духе — и попадешь на работу к одному из этих милых господ с верхнего этажа.

— Это что, угроза?

— Да нет, просто наблюдение.

Элизабет сделала еще один глоток и на какое-то мгновение подержала вино во рту, пытаясь найти особый вкус и ощущения, которые, как обычно, так и не пришли к ней. Ее единственный опыт в области дегустации вина кончился неудачно: по прошествии трех месяцев инструктор заявил, что, мол, нёбо у нее самое бесчувственное из всех, с которыми он когда-либо сталкивался. Однако Элизабет знала, что дело совсем в другом: ей не интересно, есть ли в том или ином вине аромат цукатов или же оно на вкус слегка крепковато; если вино нравилось, то она его пила, а если нет — отправляла в раковину.

Элизабет кивнула Джойс на прощанье, поставила бокал на столик и, улыбаясь направо и налево, добралась до Джереми Нобла.

Он приветственно протянул ей руку.

— Элизабет, я хочу тебя кое с кем познакомить, — он повернулся к стоявшему рядом с ним мужчине. — Амадо Монтойя, это Элизабет Престон, один из самых многообещающих специалистов по торговому балансу в «Смит и Нобл».

Это было сказано с таким энтузиазмом и живостью, словно он представлял зрителям какую-нибудь цирковую звезду.

Элизабет протянула руку.

— Мистер Монтойя, я слышала о вас столько интересного. Очень рада, что выдался наконец удачный случай познакомиться.

— Пожалуйста, называйте меня просто Амадо.

— И я тоже предпочитаю просто Элизабет.

Ее забавляло несоответствие между тем образом Амадо Монтойя, который она мысленно создала, и его реальным воплощением. Почему-то она вбила себе в голову, что он окажется слегка грубоватым, словно провел всю жизнь, работая на виноградниках и в винных подвалах, полных дубовых бочонков. Он же чувствовал себя в смокинге так же удобно, как фермер — в своем комбинезоне. Из сплетен, ходивших по конторе, она знала, что Монтойе пятьдесят восемь лет, но он вполне мог сойти и за сорокалетнего.

Джереми так и просиял, ослепляя их обоих улыбкой этак на миллион долларов — как раз на несколько миллионов меньше той суммы, которую, как он рассчитывал, их агентство должно было получить от этой сделки за ближайшие пять лет.

— Элизабет, Амадо остается на весь уикэнд. У него квартира в городе.

Элизабет напрягла воображение, пытаясь развить несколько неловкое начало Джереми.

— Должно быть, это сильно облегчает вам жизнь, когда вы приезжаете в Сан-Франциско по делам. В гостинице куда хуже.

— По правде говоря, я стараюсь проводить как можно меньше времени вдали от своего винного завода, — откликнулся Амадо Монтойя. — Но при таком количестве встреч, которые Джереми для меня запланировал, я догадываюсь, что эту привычку придется изменить.

— Участие клиента в кампании может оказаться… благотворным, — сказала Элизабет.

Но на самом деле это только добавляло хлопот. Мало кто из бизнесменов понимал все тонкости рекламного дела. Именно они почти всегда настойчиво предлагали нечто, способное привести к провалу рекламной кампании, ну а шишки в таких случаях неизменно валились на агентство. Даже тогда, когда клиент откровенно признавал свою ошибку, он говорил: «А вам надо было остановить меня. Ведь вы же профессионалы». Слава Богу, ее пока не просили работать на заказы Монтойи. Из предварительных сведений следовало, что он далеко не самый покладистый клиент. А уж Джереми-то позаботится, чтобы головы покатились с плеч, если стрясется что-нибудь, ведущее к потере этого заказа.

В это время к Джереми подошел распорядитель вечера и осторожно коснулся его локтя. Послушав его несколько секунд, Джереми нахмурился и сказал:

— Амадо, Элизабет, я должен извиниться, мне надо ненадолго вас покинуть.

— Он что, всегда на приемах такой… как бы это сказать… напряженный? — спросил Амадо, когда Джереми отошел.

— Нет, раньше я никогда его таким не видела. Обычно он держится невозмутимо, — она мельком посмотрела вслед Джереми. — Его ничем не прошибешь…

Она могла бы еще добавить, что Джереми практичен до мозга костей.

— Что ж, я рад, — сказал Монтойя. — А то я уже начал сомневаться в своем решении сотрудничать со «Смит и Нобл».

Встретившись с его внимательным взглядом, Элизабет слегка улыбнулась.

— Вы ведь узнали о нашем агентстве и о Джереми Нобле все, что можно было узнать, прежде чем сняли трубку телефона.

Он улыбнулся ей в ответ, ни в малейшей степени не смущенный ее словами.

— Один-ноль в вашу пользу.

— Вы на Рождество останетесь в городе? — спросила она.

Монтойя кивнул.

— Здесь живет моя младшая дочь со своими детьми. А вы?

— Да, я тоже проведу Рождество в городе.

— Значит, ваша семья живет в Сан-Франциско?

Элизабет покачала головой.

— Мои родители погибли в автомобильной катастрофе, когда я была совсем девочкой.

Эта полуложь, которую она рассказывала много раз, стала ей уже казаться реальностью.

— Извините, искренне сочувствую.

Она никогда не была вполне уверена, как следует реагировать на подобное заявление. «Мне тоже жаль»? — выглядело бы несколько сентиментально, а благодарить кого-то за то, что ему, видите ли, жаль, не только неуместно, но еще и нечестно. Ее-то собственные родители, по милости нескольких опытных снайперов, находившихся на службе у штата Калифорния, умерли так же мерзко, как и жили. Если у них и были какие-то похороны, то радости там, пожалуй, было побольше, чем скорби.

— Как это, должно быть, замечательно, что Рождество вы можете провести с внуками. А сколько им лет?

— Шесть и десять. Обе девочки, и очень похожи на мать. К сожалению, мне не удается видеться с ними так часто, как хотелось бы. Почти весь год они проводят в школе, а это далеко.

— Это прекрасный возраст.

— Какой из них?

— Простите?

Она не слишком внимательно следила за ходом разговора, а с такими мужчинами, как Амадо Монтойя, это штука опасная. По какой-то причине его не устраивала обычная никчемная болтовня, царившая на приемах.

— Я спрашиваю, какой возраст вы имели в виду. Шесть или десять?

— Ну, это я так сказала, вообще, — ответила она. А потом добавила с нехарактерной для себя искренностью, когда разговор заходил о ее прошлом: — Меня лично в данный момент никакой возраст особенно не привлекает.

— А если заглянуть в прошлое?

Шестое Рождество в своей жизни она встречала в автобусе марки «Фольксваген» где-то в штате Миссисипи. А десятое — в каком-то притоне в Филадельфии в окружении негров. Поскольку она была белой и бросалась бы в глаза, если бы ей разрешили поиграть на улице с другими детьми, она провела три месяца как бы в заточении: ее спальня и кухонька в этой квартире — вот и все.