Кэтрин Куксон - Мотылек

Она не видела ничего странного в том, что в этом году ни от кого не получила приглашений — в прошлом году она получала их через Джеймса, поскольку была его невестой, а друзья ее матери как-то сами собой испарились.

В семь часов Пегги подала ей в столовую легкий ужин, и Агнес заметила, что ее степенная, много лет дарившая ее вниманием и дружбой Пегги непривычно возбуждена, и спросила:

— Пегги, ты что, вся в предвкушении праздника?

И Пегги, сложив руки на банте передника, кивнула:

— Еще как, еще как, это же первый раз за очень долгое время, когда мы сможем повеселиться, и Дейв за это время немного пришел в себя, и до чего же я этому рада. — Посерьезнев, она добавила: — Я так беспокоилась за него, я очень за него беспокоилась…

— Да, знаю, знаю. У меня он тоже не выходил из головы. Ну да ладно. Все это позади и забыто.

— О, дорогая моя, думаю, не забыто, совсем не забыто. Нет, скажу я тебе, Дейв не забыл. Я же вижу, как он мучается временами, сидит, смотрит в одну точку. Но в общем сейчас ему намного лучше. Но он все еще не верит Роберту… Брэдли. Если бы только я могла заставить его поверить, что этот человек будет молчать как убитый, даже несмотря на все его странности. Может, странности — не то слово, может, лучше сказать, вызывающее поведение, он ведь всегда все делает не как другие и постоянно ставит людей в непривычное положение. Как я говорила сегодня, все меняется, никого теперь не заставишь кланяться, как было в свое время. Извини, дорогая, — она положила руку на плечо Агнес, — но ты, наверное, меня понимаешь.

Да, она хорошо понимает, что Пегги имеет в виду, и даже симпатизирует тем, кто не хочет равняться на других, но, с другой стороны, слуги должны быть, и слуги обязаны подчиняться хозяевам. Это правило действует не только в домашнем хозяйстве, но и на заводах и верфях.

Агнес задала себе вопрос, какая разница, получать ли приказания от Дейва или другого домочадца или от мастера в цеху. Она не видела абсолютно никакой разницы. В конце концов, что плохого в услужении, против чего протестует Брэдли? Если люди вроде Дейва и Пегги, не считая других, прекрасно себя чувствуют, состоя в услужении, и обеспечены значительно лучше по сравнению со многими в округе, например, по сравнению с шахтерами и их семьями. Здесь у них хорошее питание, униформа, приличное жилье. Правда, жалованье у них невысокое, это да. Но, не живи они в поместье, им пришлось бы платить за жилье, продукты и рабочую одежду. Это тоже нужно брать в расчет, так ведь? Но человек вроде Роберта… Брэдли… Почему она в мыслях называет его Робертом? Скорее всего потому, что по имени его то и дело называет Пегги. Нет, он доложен оставаться для нее Брэдли, в этом нет вопроса.

Пегги положила руку Агнес на плечо, наклонилась к ней и спросила:

— Тебе одиноко, девочка?

У нее вертелось на языке, что вовсе нет, но она посмотрела на это доброе лицо и сказала:

— Чуть-чуть, Пегги. Я в первый раз одна на Рождество и Новый год. Даже в самые трудные времена у нас кто-нибудь был.

— Эти твои братья любят большое общество, особенно Стенли, а уж он-то мог бы и приехать. Что это за люди, у которых он сейчас? Он от них не вылезает.

— А, это не Каннингхэмы, это один его приятель из Оксфорда… Я думаю, у них хорошая конюшня. Вот что его привлекает.

— А есть у него сестры, у приятеля?

Агнес улыбнулась уголками губ и проговорила:

— Не знаю, а если бы и были, то вряд ли могли бы потягаться с лошадью. Ой, получился каламбур.

На Пегги каламбур не произвел впечатления, вместо этого она поинтересовалась:

— Как дела, что с деньгами, что по книгам видно?

— О, не так уж плохо, Пегги. Вообще-то последнее время по сравнению с прошлыми годами много лучше. Арнольд проявил щедрость, если учесть, как ему пришлось крутиться, затыкая столько дыр горсточкой денег. И у меня появились мысли насчет будущего года. Думаю, если бы мы расширили огород, то смогли бы отправлять излишки на рынок.

Если она ожидала горячего одобрения, то такого эффекта не получилось, потому что Пегги посмотрела на нее с изумлением: торговать птицей или скотом — это солидно, а продавать излишки с огорода — это для арендаторов, мелких хозяев и прочих малопочтенных людей. Но она подумала, что же делать, нищим нельзя быть разборчивым, и если сама мисс Агнес не боится потерять лицо, то кто она такая, чтобы разводить препирательства? Так что она согласилась:

— Это мысль. Да, это мысль.

Агнес понимала, что это совсем не та мысль, которая могла бы встретить одобрение Пегги, и про себя улыбнулась. До чего же люди странные существа, включая ее самое. Она никогда не чувствовала себя чуднее, чем последние несколько дней после Рождества, когда Брэдли подарил ей экземпляр «Деревенских поездок». Одно то, что он выбрал такую книгу и уже читал ее, внесло еще больше сумятицы в ее представления о том, что такое правильно и что такое должно. Если бы книгу подарил ей один из братьев, она бы не придала этому значения, но вот то, что рабочий человек, плотник с верфей в Джерроу, прочитал не только эту книгу, но и множество других, даже более глубоких книг, заставило ее задуматься над ответами на трудные вопросы.

Вывод, к которому она пока что пришла, не касался качественной характеристики Брэдли, он заключался в том, что она сама невежественный человек и не знает не только литературы, но и жизни за пределами своего дома. Она поняла, что не имеет представления о том, как живут или думают люди, хотя уже давно признавалась себе, что больше чувствует себя как дома среди тех, кто находится по другую сторону двери, обитой зеленым сукном, чем среди своих, тех, которые считаются обитателями ее дома. И все же она не могла забыть, что она леди, чье родословное древо можно проследить до четырнадцатого или пятнадцатого века и чьи предки жили отнюдь не коммерцией, за счет которой существовали предки ее отца.

— Пойду отведу мисс Милли вниз, если сумею оторвать ее от щенка, — прервала Пегги ход ее мыслей, но ответа не дождалась, и, когда за ней закрылась дверь, Агнес почувствовала, как ее охватывает волна протеста, и она мысленно вскричала: «Они не должны были оставлять меня здесь совершенно одну. Это несправедливо. Я буквально разрываюсь!» Она не пыталась объяснить себе, почему она разрывается и в чем это выражается, а встала и быстро прошла через всю гостиную к высокому окну, из которого открывался вид на ночную природу и можно было разглядеть покрытую изморозью живую изгородь. Глядя на зимний пейзаж, она снова повторила: «Это несправедливо. А если я выкину что-нибудь глупое? Что тогда будет? Тогда все они тут же слетятся сюда, можете быть уверены».

Но какую она могла сделать глупость? Агнес отошла от окна, расправила плечи и подняла подбородок. Ничего глупого она не сделает, она знает свое место, и у нее хватит сил держать других на их месте.