Мэри Маккомас - Минуя полночь

— Нет, нет, — сказал он, радуясь тому, что она снова повернулась к нему лицом и он смог обнять ее обеими руками. — Я дойду пешком, ничего страшного.

— Тогда что же? Ты на самом деле не Гил Хаулетт? Эти мальчишки не твои дети? Мэтью тебе не дядя, или он положил в картошку галлюциноген, и это не штат Канзас? — Она нервно пыталась шутить, а сердце у нее дико колотилось, все мышцы напряглись, пока она неподвижно стояла в его объятиях, прижавшись к нему всем телом.

— Близко. — Он улыбнулся. — Но не совсем.

— Тогда что же? Признавайся. Я постараюсь понять.

Он вдруг стал серьезным и посмотрел на нее тем взглядом, от которого ей всегда казалось, что он заглядывает ей прямо в душу, но никому никогда не расскажет, что он там увидел и что думает.

— Я не умею играть в игры, — сказал он, и у нее по спине побежали мурашки.

— Так ты жульничал, когда мы играли в бильярд? — Конечно, нет, но он стоял так близко, а она так волновалась, что, казалось, язык бормочет что-то невнятное помимо ее воли.

Это напомнило ей о прошлой Дори, чей острый язычок не раз выручал ее в сложнейших ситуациях. О той Дори, которой было не все равно. Дори, которая могла достойно ответить и постоять за себя. Дори, которая владела собой. Дори, которая находила выход из любого положения с самого первого взгляда.

— Нет, я не жульничал, — сказал он. Ни разу в жизни он не видел более прекрасной улыбки. Ему нравилось, как двигались ее губы над ровными белыми зубками. Один слегка выступал вперед, как будто его вытесняли остальные. — Я никогда не жульничаю, когда играю. Просто я не умею играть.

— О каких играх ты говоришь? — спросила она, до предела напрягая всю свою женскую чувственность и интуицию. Она-то умеет играть в игры. Она точно знала, о чем он говорит и чего хочет.

И знала, что он знает, что она знает.

— Ты знаешь, что это за игра. Мы можем играть в нее, как маленькие дети, которые понятия не имеют, к чему это приведет. Или можем притвориться, что вовсе не хотим играть. Выбирать тебе. Я просто хочу предупредить тебя, что, мне не всегда удается играть по всем правилам.

Боже! Еще одно решение! И это совсем не то что решить, какую банку супа открыть на ужин или лечь вздремнуть сейчас или подождать до обеда. Большое решение. Настоящее решение.

— Что ты хочешь? — спросила она в надежде понять, что же будет дальше.

— Я так хочу поцеловать тебя, что у меня губы чешутся.

Она рассмеялась. Ну что же, поцелуй ведь не секс. Люди целуются все время. Для поцелуя не надо ни обязательств, ни анализов крови. Если вдуматься…

— У меня тоже, — ответила она, переводя дыхание, как будто ее вот-вот собьет поездом.

Он улыбнулся, потом в нем появилась та же неуверенность и волнение, которые испытывала она. Он склонил голову и приблизил губы к ее лицу, еще доля секунды, и их губы соединились.

Этот поцелуй был слишком краток, они оба это поняли, смущенно глядя друг на друга. Все нервы, нервы. И, не говоря ни слова, они согласились попробовать еще раз, может быть, чуть подольше, чтобы хоть немного расслабиться. Ведь это всего лишь поцелуй.

Губы их соединились вновь, но никакого расслабления просто не могло быть. Оба как будто ступили на оголенный электрический провод, да еще под дождем. Все, что мог сделать с собой Гил, — это не дать своему телу поддаться дикому необузданному желанию и не свалить ее с ног прямо здесь. Все внутри него горело, и желание захлестывало его с ног до головы.

В какой-то миг Дори показалось, что сквозь нее пропустили мощный электрический разряд. Но тут же, волна за волной, стало накатывать наслаждение, и все волнение предыдущих часов, неопределенность и неуверенность отступили и растворились в нарастающем возбуждении. Больше не было никаких страхов, сомнений и ни одной сознательной мысли.

Она почувствовала, как под одеждой набухает от возбуждения грудь. Кровь как будто горела огнем и растекалась по всему телу подобно растопившемуся меду. Волосы у него действительно были такими же мягкими и послушными, как казались издали, а тело столь же крепким и уверенным, как она и представляла.

И вдруг, очень резко, он отстранился и ее щека прижалась к его груди. Ей показалось, что она услышала, как он пробормотал:

— Черт подери…

Для простого поцелуя ей как-то слишком уж тяжело удалось наконец открыть глаза и снова обрести способность мыслить. Несмотря на все наслаждение, в глубине осталось чувство неудовлетворенности.

Она опустила руки и отошла от него. Голова ее была опущена, она опасалась, что он не испытал того, что почувствовала она, боялась увидеть на его лице разочарование.

Его рука легко пробежала по волосам Дори и погрузилась в них там, где затылок сливается с шеей, а другая мягко взяла ее за подбородок и легко приподняла голову, так, чтобы он мог видеть ее лицо. Большим пальцем он легко провел по ее губам. На лице его была мягкая улыбка.

— По-моему, нам придется играть в эту игру по взрослым правилам.

Значит, все решено, обратного пути нет.

— По-моему, тоже, — тихо сказала она.

— Давай-ка подумаем как следует, а завтра примем твердое взрослое решение, завтра с утра, хорошо?

— Хорошо. — Она очень старалась произвести впечатление зрелой женщины.

Он усмехнулся.

— Пожалуй, мне пора идти, пока это твое выражение не разрушило все мои добрые намерения.

— Пожалуй. — Она безбожно лгала.

Он рассмеялся. Он знал, что она знает, что он знает, что она лжет.

— Спокойной ночи, Дороги Деврис, — сказал он, отходя в сторону. Она смотрела, как он уходит уверенной походкой в сторону поля, перепрыгивает через ограду, как будто в ней всего полметра высоты, и исчезает в ночной тени.

— Спокойной ночи, Гиллиам Хаулетт.

— Алло?

— Привет, мамочка.

Никакого ответа.

— Мама? Мамочка?

— Дори?

— Мамочка, у тебя все нормально?

— Все прекрасно, дорогая. А… а у тебя? — В голосе ее послышалась нотка удивления и паники.

— Конечно. А что случилось?

— Ничего. У меня все отлично. А что случилось у тебя?

— Да тоже ничего.

— Почему же ты тогда звонишь?

Обычно Дори не приходилось напоминать себе, что она любит собственную мать. Но вот в такие моменты она особенно ясно представляла себе это чувство.

— Мамочка, милая, да я звонила бы тебе каждый день, если бы ты хоть иногда давала мне возможность первой подойти к телефону и набрать номер. Но мне никогда не удается это сделать, потому что ты сама звонишь мне каждое утро. Я даже не успеваю глаза открыть.

— Мне нравится пить кофе вместе с тобой.

— Мне тоже нравится пить с тобой кофе, — почти честно ответила Дори. — Но ни к чему тебе падать в обморок, если один-единственный раз мне удалось тебя опередить.