Нэнси Митфорд - В поисках любви

— Тони — Основа [41] Персонаж из пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь», ткач, превращенный в осла, который представляется прекрасным прекрасной Титании. при Линде, правда? — сказала я грустно.

Мы с Дэви на другой день прогуливались вдвоем по Курьей роще. Дэви, среди прочих достоинств, обладал умением всегда понять, о чем ты говоришь.

— Основа, — грустно согласился он. Он обожал Линду.

— И ничто ее не разбудит?

— Боюсь, что нет, пока не будет слишком поздно. Линда, бедняжка, — отчаянно романтическая натура, что для женщины пагубно. Женщины в большинстве своем, по счастью как для них, так и для всех нас, — безумно прозаичны, иначе вообще не знаю, на чем бы держался мир.

Лорд Мерлин оказался отважнее других и высказал напрямую все, что думает. Линда отправилась навестить его и задала роковой вопрос:

— Вы довольны моей помолвкой?

На что он отвечал:

— Нет, конечно. Зачем это вам?

— Я люблю, — с гордостью сказала Линда.

— Почему вы так думаете?

— Я не думаю, я знаю.

— Чепуха.

— Ну, очевидно, вы ничего не понимаете в любви, так что с вами и толковать.

Лорд Мерлин страшно рассердился и объявил, что зеленые девчонки понимают в любви не больше.

— Любовь, — сказал он, — это для взрослых, как вам со временем предстоит убедиться. Вы обнаружите также, что она не имеет ничего общего с браком. Я всей душой за то, чтобы вы скоро вышли замуж, — через год, два года, — только ради Бога, ради всех нас, не выскакивайте очертя голову за такого зануду, как Тони Крисиг.

— Если он такой зануда, зачем было приглашать его к себе в дом?

— Я и не приглашал. Это Бэби его привезла, так как Сесил заболел гриппом и не мог приехать. К тому же мне не могло прийти в голову, что вы станете с бухты-барахты кидаться замуж за всякого, кого нечаянно занесет ко мне в дом.

— Значит, будете вперед осмотрительней. Во всяком случае, не понимаю, почему вы говорите, что Тони зануда — он все знает.

— Вот-вот, то-то и есть — он все знает. А как вам нравится сэр Крисиг? А леди Крисиг вы видали?

Но для Линды семейство Крисигов озарялось сияньем совершенства, исходящим от Тони, и того, что говорилось против них, она слышать не желала. Она довольно холодно попрощалась с лордом Мерлином, пришла домой и наговорила про него кучу гадостей. А лорд Мерлин стал ждать, что подарит ей на свадьбу сэр Лестер. Оказалось — несессер из свиной кожи с темными черепаховыми принадлежностями и на них, золотом, — ее инициалы. Лорд Мерлин прислал ей сафьяновый, вдвое больше, с принадлежностями из очень светлой черепахи, и на каждом предмете, вместо инициалов, выложено бриллиантами: «ЛИНДА».

Так положено было начало серии тщательно продуманных Крисиговых завидок.

Приготовления к свадьбе шли негладко. Без конца возникали разногласия по поводу того, кто на сколько раскошелится. В состоянии дяди Мэтью предусматривалась известная доля для младших детей, которую он распределял по своему усмотрению, и ему, вполне естественно, не хотелось ничего давать Линде в ущерб другим, раз уж она выходит замуж за сына миллионера. Сэр же Лестер, со своей стороны, заявлял, что не выделит ей ни гроша, если дядя Мэтью тоже не внесет свою лепту — он вообще не горел желанием назначить ей что бы то ни было, утверждая, что замораживать часть капитала противоречит политике его семейства. Кончилось тем, что дядя Мэтью чистым упорством добился-таки для Линды мизерной суммы. Он очень волновался и расстраивался из-за этой истории и, хоть в том не было нужды, еще сильнее укрепился в своей ненависти к тевтонской расе.

Тони и его родители хотели, чтобы свадьба состоялась в Лондоне. Дядя Мэтью говорил, что в жизни не слыхал более пошлой и вульгарной идеи. Женщин выдают замуж дома, модные свадьбы, по его мнению, — предел падения, он никогда не поведет свою дочь к алтарю Святой Маргариты [42] Приходская церковь палаты общин, одна из самых фешенебельных в Лондоне. сквозь толпу глазеющих зевак. Крисиги объясняли Линде, что свадьба в деревне лишит ее половины свадебных подношений, не говоря уже о том, что в Глостершир посреди зимы не заманишь тех важных, тех влиятельных особ, которые окажутся впоследствии полезны Тони. Ко всем этим доводам Линда оставалась глуха. Она еще с тех дней, когда собиралась замуж за принца Уэльского, составила мысленно собственную картину того, как будет выглядеть ее свадьба, а именно, по возможности так, как изображают свадьбу в детском сказочном спектакле: огромная церковь, толпы народа внутри и снаружи, фотографы, белые лилии, тюль, подружки и многоголосый хор, поющий ее любимый гимн «Умолкли струны». Поэтому она выступала заодно с Крисигами против бедного дяди Мэтью, и когда в алконлийской церкви вышло из строя отопление и таким образом чаша весов, по воле судьбы, окончательно склонилась в их пользу, тетя Сейди сняла дом в Лондоне и свадьбу, по всей форме и со всей вульгарностью, сопутствующей широкой огласке, отпраздновали в церкви Святой Маргариты.

Одно цеплялось за другое — и, словом, к тому времени, когда Линде настал срок идти под венец, ее родители и родители ее мужа больше не разговаривали друг с другом. Дядя Мэтью безудержно проплакал всю церемонию, сэр Лестер, кажется, дошел до такой крайности, когда уже не плачут.

Я думаю, замужняя жизнь у Линды складывалась неудачно чуть ли не с самого начала, хоть, впрочем, я по-настоящему почти ничего не знала о ней. Никто не знал. Она выходила замуж вопреки достаточно серьезному противодействию, жизнь показала, что для противодействия имелись все основания и, значит, такой как Линда оставалось как можно дольше сохранять видимость того, что все прекрасно.

Они поженились в феврале, медовый месяц провели, охотясь в Мелтоне, где сняли дом, и после Пасхи окончательно обосновались на Брайенстон-сквер. Тони после этого приступил к работе в старом отцовском банке и стал готовиться занять место на надежных скамьях консерваторов в палате общин — честолюбивый замысел, который в самом скором времени осуществился.

Более близкое знакомство не заставило ни Радлеттов, ни Крисигов изменить свое мнение о новоявленной родне. Крисиги считали, что Линда взбалмошна, манерна и непрактична. Хуже всего, что, на их взгляд, она не способствовала успеху Тони в его карьере. Радлетты считали, что Тони бьет все рекорды по части скуки. Он имел обыкновение, выбрав тему для разговора, бубнить потом и бубнить, блуждая вокруг да около предмета, как кружит по полю мазила-игрок, неспособный сделать точный удар; он хранил в памяти устрашающее количество скучнейших фактов и без колебаний пускался излагать их, многословно и во всех подробностях, хотел того собеседник или нет. Он был бесконечно серьезен, он больше не смеялся Линдиным шуткам и веселый нрав, которым он, казалось, обладал, когда она впервые с ним познакомилась, объяснялся, должно быть, просто молодостью лет, винными парами и хорошим здоровьем. Теперь, став взрослым, женатым мужчиной, он решительно оставил все это в прошлом, проводя дневные часы в здании банка, а вечера — в Вестминстере и не находя времени развлечься или подышать свежим воздухом; выявилась истинная его сущность, представив его во всей красе — напыщенным, загребущим ослом, с каждым днем все более похожим на своего отца.