Маргарет Роум - Холодная страсть

Через несколько секунд от озноба ее щеки покрылись гусиной кожей, и она с содроганием проснулась. Взглянув поверх плеча Уэйли в поисках причины такого неприятного ощущения, она побледнела, когда ее глаза встретили жесткий голубой взгляд Лайэна, стоявшего на пороге. Когда Уэйли повернулся в его сторону, Лайэн поклонился и холодно произнес:

— Прошу прощения за такое вторжение, я не знал, что вы здесь вместе. Миссис Руни звонит уже десять минут в колокольчик, и когда Кэт ответила ей, она приказала найти Джорджину, которая предположительно, — он подчеркнул это слово несильно, но вполне определенно, — готовит ей немного теплого молока. Естественно, что я забеспокоился, когда Кэт сказала мне, что в кухне никого нет, поэтому я приступил к поискам. Пожалуйста, извините меня, что я прервал вашу… беседу.

Джорджина сразу же поняла, что за такими обходительными манерами Лайэн скрывает приступ гнева. Его губы пытались изобразить улыбку, но ей, уже испытавшей очарование его непроизвольной усмешки, было ясно, что это — гримаса недовольства. Она еще сильнее подчеркивалась холодной неподвижностью его взгляда, задержавшегося на руке Уэйли, с нежностью обнимавшей ее плечи; такой взгляд был явно опасен. Она вновь вздрогнула, убежденная, что видит лишь самую верхушку его ледяного недовольства, и обеспокоенная тем, что какое-либо опрометчивое замечание Уэйли может разбить вдребезги хрупкий слой самоконтроля, укрывающий вулканический кельтский темперамент Лайэна.

Быстро, прежде чем Уэйли справился со своим удивлением, она вскочила на ноги и подхватила поднос со стаканом уже холодного молока.

— Я отнесу это маме, — пробормотала она и попыталась проскользнуть за спиной Лайэна.

С ее стороны было глупостью думать, что он — да еще в таком отвратительном настроении — позволит ей уйти так легко. Рукой он крепко схватил ее за кисть, когда она пыталась обойти его, и удерживал ее, как в плену, пока, в назидание Уэйли, повелительно не распорядился:

— Ваша мать наверняка не захочет холодного молока, особенно если принять во внимание, что она пожелала именно горячего. Пойдемте в кухню и приготовим ей свежего.

Джорджина проглотила комок, вставший в горле, и послала безмолвный призыв о помощи Уэйли за спиной Лайэна. Однако Уэйли явно проигнорировал его, он просто встал и с зевком сказал:

— Тогда я пойду к себе, я смертельно устал.

По пути к лестнице он неторопливо подошел к ним и остановился, чтобы запечатлеть небрежный поцелуй на ее бледной щеке.

— Спокойной ночи, Джорджи, не забудь, что завтра надо встать пораньше, предстоит долгая дорога, а я люблю хорошее начало любого предприятия.

Быстро кивнув Лайэну, он неторопливо двинулся дальше, оставив их наедине в мрачной тени холла, заполненного выжидающим вибрирующим молчанием.

— Джорджи! — Это имя Лайэн прошипел через стиснутые зубы с глубоким презрением. Он быстрым движением подтолкнул ее к кухне, где, уже внутри, их тени мрачно выступили на побеленных стенах и тусклый отсвет догорающего огня был еще виден в массивной черной кухонной плите. Он подождал, пока она нальет в кастрюлю свежее молоко и поставит на огонь, и только потом начал допрос.

— Итак, вы покидаете нас завтра с Уэйли, и без единого слова объяснений со мной?

— Но вы же знаете, я намеревалась… — начала она, встревоженная его гневным обвинением.

— Вы собираетесь выйти за него замуж? — грубо прервал он, и суровые черты его профиля нисколько не смягчил полумрак кухни. Она подошла к раковине и ополоснула свои дрожащие руки, забрызганные молоком, что позволило ей сосредоточить свое внимание на этой процедуре. Он же подошел к ней, схватил ее за плечи железной хваткой и повернул к себе лицом. — Ответьте мне! — проскрежетал он, явно разозленный ее продолжительным молчанием.

Для того, чтобы скрыть от него вихрь чувств, вызванных его прикосновением, она призвала на помощь силы своего собственного гнева.

— Превосходно, ну и что, если и собираюсь? — с вызовом ответила она, и в ее серых глазах бушевали эмоции, истинную причину которых она старалась не дать ему распознать. Вздернув подбородок, она защищалась дальше: — Уэйли очень хороший, сердечный человек, и он любит меня, так почему бы мне и не стать его женой?

Черты Лайэна напряглись, кожа туго натянулась на лице, маску ледяной неприязни оживляли только пылающие голубые глаза. Она пристально смотрела на него, и ее расширенные от страха зрачки противоречили ее храбрым речам, а потом, почувствовав, что его руки влекут ее к нему, она попыталась освободиться, что, однако, не увенчалось успехом. Его объятие окрепло, и не ослабевало, пока она не оказалась прижатой к нему, сердце к сердцу, и их губы почти соприкасались.

— На самом деле, почему бы и нет? — Его дыхание обожгло ее щеку, когда он склонился к ней. Сдвоенные гневные огоньки сверкали в глубине его глаз так ярко, что его взгляд пронизывал насквозь и устрашал своей силой. — Почему бы и нет, если, например, в его объятиях вы приходите в экстаз! Если, например, в его взгляде вы видите обещание страсти, которого вполне достаточно, чтобы заставить поверить вас в то, что вы вознесетесь к небесам. И если, — вызывающая дрожь жестокость его голоса намеренно окрепла, — вы каждый раз будете думать, что мир потерян для любви, когда он делает… так!

Его жесткие губы приблизились и накрыли ее трепещущие губы настолько холодным и безжалостным поцелуем, что он совершенно не произвел того действия, на которое был рассчитан. В этом поцелуе она почувствовала страх, страх мужчины, понявшего, что все запланированное им ускользает из его лап, и ее оттолкнула такая его алчность. Она покорно стояла в его объятиях, в то время как он намеренно пытался пробудить в ней чувства, о существовании которых уже знал. Жгучие слезинки наполняли ее глаза, однако она не позволила ни одной из них сорваться с ресниц — никогда она не доставит ему удовольствия знать, что его осуществленный таким образом штурм ее чувств доставляет ей такую муку и довел ее до невыносимого состояния. Его руки ослабели и отпустили ее, когда он ощутил, что его чувства не находят в ней ответа. Он оторвал свои губы от ее холодных неподвижных губ и отступил на шаг, но под покровом сдержанности, которым он пытался скрыть досаду от своего поражения, кипел гнев разочарования. Его губы искривила издевательская ухмылка, и он с такой же издевкой произнес:

— Так значит, вы предпочитаете для безопасности продолжить игру? С Касселом Уэйли вы никогда не испытаете высот истинных, глубинных чувств, только жалкое их подобие. Убеждены ли вы, что именно этого хотите?

Этими причиняющими страдание словами, он как бы живьем сдирал кожу и с себя, и с нее, словами, которые хлестали по ранам, нанесенным ее чувствам, ранам, которые, как она знала, уже никогда не заживут.