Наталья Светлова - Квартира, муж и амнезия

— Я?! Да я все эти пять дней места себе не находила, по этой злосчастной квартире металась, в телефоне дырку проглядела, ждала, что ты позвонишь! — вскочила Рита, выбралась из-за стола и встала у окна, вцепившись в края рукавов своего свитера. — А ты не звонил, и я решила, что правильно тебя поняла, когда ты мне сказал про отпуск и «Пока отдыхай». Я решила, что ты хочешь прекратить наши отношения.

Матвей тоже встал из-за стола, подошел к девушке и, взяв ее за плечи, заглянул ей в глаза:

— Рит, а почему ты так решила?

— Потому что мужчины не любят женщин с проблемами. Потому что тебе надоела моя история. Потому что ты решил, что я тебя обманываю.

— А ты меня обманываешь?

— Нет! — Рита посмотрела на Матвея полными слез глазами. — Просто, когда я поняла, кто звонил Тамарочке про Гришу, у меня в голове будто короткое замыкание случилось. И с сердцем тоже что-то произошло. Этот звонок… Это был звонок, — задохнулась слезами Рита, и Матвей притронулся кончиками пальцев к ее губам:

— Не надо, не говори, потом… — и стал целовать ее соленые глаза и вздрагивающие губы, упиваясь Ритиным запахом, мягкостью упругого тела под дурацким черным балахоном. И краем сознания отмечая, что губы ее перестали подрагивать, затвердели, раскрылись и что от пыла ее ответных поцелуев он сейчас просто потеряет сознание.

— Молодежь, добавки пирога кто-нибудь хочет? — прокричала из коридора Ольга Матвеевна, и они опомнились, отпрянули друг от друга, как застуканные в подъезде подростки.

— Да, мамочка, мне бы еще пару кусочков этой вкуснотищи с яблоками! — крикнул Матвей, подмигнул Рите и уселся на табурет, похлопав по Ритиному ладонью — садись!

Рита села.

— А у меня еще и вкуснотища с капустой есть! — сказала Ольга Матвеевна, заходя на кухню и поглядывая на сына с ласковой усмешкой. Она переоделась в знакомые Рите джинсы и клетчатую рубаху.

— Давай! — согласился Матвей и взял под столом Риту за руку.

Ольга Матвеевна достала еще пирога — кусок с яблоками положила и Рите, — налила всем чаю и сказала:

— Вот теперь вы оба мне нравитесь. На людей стали похожи, а не на собственные бледные тени. Давно надо было вас пирогами накормить.

— Точно, мам. Без твоих пирогов жизнь — не жизнь, а сплошное мучение, — поддакнул Матвей.

— Лучше скажи, почему ты на поминки не пошел, мученик? — улыбнулась Ольга Матвеевна.

— Да устал я с этими похоронами. Пообещал Тамаре, что помогу, пришлось впрягаться. — Матвей откусил от пирога и продолжал опять с набитым ртом: — Так что на поминки сил не осталось. Да и чего я там не видел?

— Ты знаешь, а там было кое-что интересное. Я бы даже сказала, мистическое, — отпила чаю Ольга Матвеевна. — Риточка, расскажи!

— Сгорела фотография Толика, а Тамарочка мне перед этим рассказала, что Толик ей ночами является и просит у меня прощения.

— А чем он провинился? — заинтересовался Матвей.

— Тамарочка говорит, по всему так выходит, что он мог тетю Таю отравить. Она вспомнила кое-что, сопоставила. А я сказала, что Бог ему судья. А тут фотография загорелась.

— Ну, Ритка, просто «Секретные материалы» какие-то! — покрутил головой Матвей. — И что теперь Тамарочка будет делать?

— Говорит, домой вернется, к матери Толика племянница приехала, поживет с ней пока. Хотя, говорит, страшно ей ночевать одной в квартире.

— Кстати о ночевке, — встрепенулась Ольга Матвеевна. — Вы у меня ночуете? Я вам в комнате на диване постелю!

— Ой, нет, — смутилась Рита, — я домой поеду! — И попросила сразу переставшего жевать Матвея: — Матвей, ты меня подвезешь?

— Непременно! — проглотил свой пирог Матвей, запил его чаем и вскочил. — Все, мамочка, нам пора! Спасибо тебе огромное, пироги — просто чудо! И ты — тоже, — шепнул он, целуя мать в щеку.

— Спасибо! — виновато взглянула на Ольгу Матвеевну Рита, которой было неловко, что Матвей так стремительно уводит ее из-за стола. Вдруг 1 хозяйка обидится? Но хозяйка сияла довольной улыбкой.

— Идите, раз пора. Пока одеваетесь, я вам с собой пирога заверну.

Ленинградский проспект стоял. Время было вроде бы не очень пиковое, полдевятого вечера, но тем не менее они уже двадцать минут ползли до «Динамо», наглухо застряв позади какой-то «газели», разрисованной рекламой колбасы.

— Ритка, это просто издевательство какое-то! Я так тебя хочу, накинулся бы на тебя прямо здесь. — Матвей стиснул ее коленку через плотную ткань брючек.

— Народ оценит твои показательные выступления, — прыснула Рита, — вон, видишь, уже подглядывают.

Матвей взглянул вправо, куда она показала, и увидел грязный бок троллейбуса. Окна у троллейбуса тоже были забрызганы грязью, однако не настолько основательно, чтобы преграждать пассажирам обзор. И пассажиры этим пользовались: две девчонки-школьницы заглядывали к ним в салон и хихикали, обмениваясь репликами.

— Подглядывать нехорошо! — погрозил им Матвей пальцем, убрав руку с Ритиной коленки, и девчушки зашлись от хохота, прикрывая рты ладошками.

— Никакой личной жизни! — резюмировал Матвей, и тут «газель» тронулась, и его «вольво» побежала за нарисованной колбасой, как ослик за морковкой.

Немного погодя стало понятно, отчего затор: две иномарки стукнулись, перегородив полторы полосы движения. Видно было, что авария плевая — так, бамперы покрошились, но автовладельцы, видимо, были всерьез настроены дождаться ГАИ.

— Вот крохоборы, ремонта каждому максимум на двести долларов, а пробку на полтора часа собрали, — покрутил головой Матвей.

— Слушай, ты постоянно меня удивляешь, — сказала Рита, которая то и дело поглядывала на Матвея. Ей сейчас очень нравилось его лицо — веселое, живое, естественное.

— Это я еще не начал! — пообещал Матвей.

— Нет, я серьезно. Когда мы с тобой ездили в Прагу, я и представить не могла, что ты можешь быть… таким. Ты был самым настоящим сухарем-занудой. И знаешь, когда мне Гришка голову заморочил с другой реальностью, я даже подумала, что ты это в другой реальности такой человечный. А когда ты опять… засох… мне показалось, что это потому, что я вернулась в прежнюю реальность.

— Рит, давай не будем про реальности, а? Хотя я тоже в Праге и представить не мог, какая ты на самом деле. Слушай, а ты не знаешь, что там с этим твоим горе-мужем?

— Я звонила позавчера, сказали, что выбыл долечиваться по месту жительства.

— Ты так и оставишь эту историю? Или будем в суд подавать?

Теперь дорога была свободной, и Матвей мчался уже по Тверской-Ямской.

— Нет, не будем. Бог им судья, — тихо ответила Рита, и такая боль прозвучала в ее голосе, что Матвей не стал ни о чем спрашивать. Он включил радио, нашел станцию, где передавали джаз, и до самого дома они ехали под мурлыканье саксофона.