Джилл Шелдон - Огненное лето

— Тогда не говори.

— Но…

— Мне не нужно твоей благодарности, Энн.

Ной засунул руки в карманы своих поношенных джинсов, прекрасно подчеркивавших мускулатуру его длинных ног и узких бедер. Спортивная рубашка, свободно спускавшаяся ниже талии, туго стягивала широкие плечи. И вообще, Ной был до того похож на самого себя в юности, что Энн на секунду показалось, будто оба они снова стали подростками. Ей тут же захотелось подразнить его, как это постоянно бывало в детстве.

Она подошла вплотную к Ною и, положив ладони ему на грудь, сказала торжественным голосом с горловым оттенком, который он так ненавидел:

— Но я чувствую, что должна отблагодарить тебя.

Глаза Ноя превратились в две узкие щелки, и он поспешно отступил на шаг. Энн тут же восстановила расстояние между ними до минимума. И с удивлением увидела, что Ной снова отступил на шаг, почти прислонившись спиной к стене.

— Что случилось, Ной? Я просто хочу тебя должным образом отблагодарить.

Вместо ответа Ной хрюкнул и, пригнувшись, проскочил под локтем у Энн в гостиную. Она последовала за ним.

— Ной, с чего ты так разнервничался?

— Хватит! Забирай, что тебе нужно, и пойдем отсюда!

Энн удовлетворенно вздохнула. Дразнить Ноя по-прежнему было одно удовольствие.

— Просто невозможно понять, Ной, каким образом тебе удалось снискать репутацию безудержного бабника? Ведь стоило мне до тебя чуть дотронуться, как ты шарахнулся, как от чумы. При том…

— Ты отстанешь от меня когда-нибудь?! — закричал, не выдержав, Ной. — Честное слово, я еще не встречал столь говорливого человека!

— А это что?

И Энн показала на висевшую на плече у Ноя видеокамеру.

— Я нашел ее на лужайке между Тэйлор-Хаусом и твоим домом. Уж не твоя ли?

— Нет.

— Тогда быстро забирай все, что нужно, и пошли отсюда.

— Куда?

Ной снова поставил руки на бедра и раздраженно вздохнул:

— Тебе нельзя здесь оставаться. Или не понятно?

— У меня есть номер в отеле.

Энн сказала это с отвращением. Сама мысль о том, что сейчас надо будет возвращаться в пустую, полутемную и неуютную гостиничную комнату, была ей неприятна. Росс всегда работал как черт. А теперь, скорее всего, станет вообще пропадать на службе, оставив Энн в одиночестве. Сейчас она просто не вынесет этого. Хотя многие годы жила, по сути дела, в затворничестве.

— Зачем жить в отеле, если при приюте есть два пустых коттеджа? — сказал Ной, как бы прочитав ее мысли.

Энн улыбнулась.

— Ты очень добр, Ной.

Он промолчал.

То, что Энн так ранима, стало для Ноя открытием. Может быть, как раз это и побудило его предложить девушке жилье, чтобы не оставлять наедине со своими мыслями. Правда, сам он не был до конца в этом уверен. А потому старался внушить себе, что будет испытывать к бывшей подруге детства чисто братские чувства. Не более того…

И он поселил Энн в самый дальний от его собственного коттеджа. Хотя отлично понимал, что подобное расстояние никак не могло бы стать преградой для искушения, если таковое возникнет.

Прежде чем разойтись по коттеджам, они зашли по настоянию Ноя в магазин. Он подозревал, что у спутницы как минимум сутки не было ни крошки во рту. После чего проводил Энн к ее новому жилищу.

На пороге коттеджа Энн остановилась и, окинув взглядом симпатичный маленький домик, улыбнулась Ною:

— Какая прелесть!

Это восклицание показалось ему немного смешным, но понравилось. Ной вынул из кармана ключ и вложил в ладонь Энн. Они вошли внутрь коттеджа.

Просторная комната включала в себя гостиную, кухню и столовую. Стены были расцвечены яркими красками, деревянный пол покрывали индийские ковры, а большой камин создавал ощущение не только тепла, но и уюта. Чему не мешал даже недостаток мебели. В маленькой спальной стояла лишь широкая кровать и небольшой ночной столик из мореного дуба.

Энн сразу же открыла верхний ящичек и что-то туда положила.

— Что это? — спросил Ной.

— Я нашла одну мамину серьгу на втором этаже дома. Она очень любила эти украшения.

— Лучше хранить ее где-нибудь взаперти.

— Вряд ли кто позарится на одну сережку. Пусть лежит здесь.

Ной положил пакет с едой на стол и подвинул его к Энн. Она опустилась на стул и отщипнула кусочек французской булки.

— Ной, почему ты вернулся сюда?

— Что ты имеешь в виду?

Ной вытащил из пакета гамбургер и скорчил недовольную гримасу. Он не любил есть наскоро и предпочел бы приготовить что-нибудь солидное. Но на это потребовалось бы немало времени. А Ной решительно не хотел долго находиться наедине с Энн. Он должен поскорее уйти отсюда. Ему надо играть в теннис, работать на компьютере, что угодно, только не сидеть в обществе чертовски красивой и неукротимой Энн Лейверти. Ни минуты больше! Как ни смешно это выглядело, но Ной уже не доверял себе.

И все же он не мог заставить себя уйти. По крайней мере сейчас, когда она выглядела такой уставшей, печальной и одинокой.

Энн прожевала булку и наклонилась над баночкой чая со льдом. Потом подняла голову и посмотрела в глаза Ною:

— Ведь у тебя была возможность поехать куда угодно и делать все, что захочешь. Почему же ты все-таки вернулся сюда?

Ной понял, что не ошибся: Энн считает его приезд первым шагом для будущей встречи с ней.

— Может быть, мне хотелось вернуться, — спокойно ответил он.

— Я расстроила тебя, Ной. Но не хотела обидеть. Ты приехал ради Розмари?

— И ради нее тоже.

— Она очень плоха?

— У нее потеря памяти. Вылечиться она не сможет. Болезнь будет только прогрессировать.

— Твоя мать была всегда такой здоровой. И видеть, как она угасает, конечно, очень тяжело.

— Розмари мне не мать, — поправил ее Ной.

— Это как же? — удивленно спросила Энн, кладя на стол недоеденную булочку.

Ной глубоко вздохнул и провел ладонью по лицу:

— Забудем об этом.

Энн смотрела на него своими стального цвета глазами из-под густых длинных ресниц. В них отражалась решимость узнать все. Ной понял это. И, зная по опыту, что отвязаться от Энн в таких случаях невозможно, сдался:

— Розмари усыновила меня в двенадцатилетнем возрасте. Я пришел к ней в приют двумя годами раньше и должен был стать одним из тысяч беспризорников, прошедших через этот приют. Ты тогда была слишком мала, а потому ничего этого не знала.

— Я действительно не знала, — сказала Энн. — И все те годы была уверена, что ты — сын Розмари.

Энн хотела еще что-то сказать, но раздумала. Она аккуратно вытерла руки и отодвинула от себя пакет с едой. Потом чуть наклонилась и, подперев ладонями подбородок, тепло посмотрела на Ноя. Он не выдержал этого взгляда и отвел глаза, все еще не веря, что раскрыл Энн свою тайну. Ной вообще никогда никому не говорил о том, что Розмари ему не родная, а приемная мать. Кроме Джесси, которого считал самым близким другом.