Джилл Шелдон - Огненное лето

Ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы заставить себя немного расслабиться, осторожно поверить в благополучный исход. Больше всего его мучили бесконечные «что, если бы…» Например, что было бы, если бы перед тем, как Энн убежала из его кабинета, он сказал бы ей о своей любви? Он этого не сделал. Значит, оказался трусом! Что, если бы он раньше открыл Энн свое сердце? Возможно, узнав обо всем, она не убежала бы. Что, если бы он приехал в дом Лейверти чуть раньше? Успел бы тогда вынести ее из огня целой и невредимой? И так далее…

Ной очень хотел, чтобы Энн скорее поправилась.

Высокий худой человек в халате приоткрыл дверь в палату и спросил:

— Вы к Энн Лейверти?

— Да. Я Ной Тэйлор. Ее…

— Ее друг? — улыбнувшись, подсказал человек в халате. — Я вас знаю. Меня зовут доктор Моллоу.

— Как Энн? — взволнованно спросил Ной. — Пришла в себя?

— Пока без сознания. — Доктор глубоко вздохнул: — Ее раны очень серьезны, Ной. Но жить Энн будет.

Ной закрыл глаза и шумно вздохнул.

— Скажите мне все, доктор.

— Она наглоталась дыма. Это очень опасно. Но, слава Богу, мы вовремя дали ей кислород. Кроме того, у нее серьезные ожоги на правой стороне шеи, на правом плече и, опять же, на правой руке. Они причиняют ей боль и очень беспокоят. Но я не думаю, что непременно придется делать пересадку кожи.

Ной слушал так напряженно, что у него заболела спина. Он уже думал о том, как будет оказывать ей помощь. Черт побери, сама она ничего не сможет сделать!

Доктор тронул Ноя за плечо. Он поднял на него глаза.

— Еще что-нибудь?

— Да, — грустно улыбнулся мистер Моллоу. — Хотите верьте, хотите нет, но мисс Лейверти родилась в рубашке. Начальник противопожарной охраны сказал, что Энн упала. Причем с чердака даже не на второй этаж, а прямо на первый. У нее были все шансы разбиться насмерть, но она отделалась небольшим сотрясением мозга, переломом ключицы, двух ребер и растяжением сухожилий у голеностопного сустава.

— Господи!.. — застонал Ной, обхватив голову руками.

Но что, черт возьми, произошло в доме до начала пожара? И сколько на теле Энн еще ран? Как у нее с сердцем?

За спиной доктора возникла медсестра и что-то шепнула ему на ухо. Мистер Моллоу сжал Ною плечо и негромко сказал:

— Надо быть рядом, когда она очнется. Я пойду.

Ной опустился на ближайший стул и уронил голову на руки. Совершенно очевидно, что Энн в очень тяжелом состоянии. Надо обязательно дождаться заключения, насколько опасно это сотрясение мозга! И какой степени ожоги? Он должен, обязан знать все!

Не помня себя, Ной вдруг сорвался со стула и бросился к дверям палаты. Но здесь его остановила медсестра.

— Вы куда?

— Мне необходимо задать еще один вопрос доктору.

— Извините, — ответила медсестра, загораживая Ною дорогу, — но доктор сейчас занят.

— Я только что с ним разговаривал, — попытался он обойти медсестру. — Это касается Энн Лейверти.

Выражение ее лица смягчилось, но держалась она по-прежнему непоколебимо. Видимо, давно привыкла к напористости родственников пациентов.

— Может быть, я могу вам помочь? — учтиво спросила медсестра.

— Я хочу ее видеть.

— Это абсолютно исключено. Мисс Лейверти все еще не пришла в себя. Кроме того, она находится в палате для больных, получивших серьезные ожоги.

— Ожоги действительно очень серьезные?

— Извините, но я не имею права давать какие-либо комментарии на эту тему.

— А что в отношении сотрясения мозга? — продолжал допытываться Ной. — Это опасно? Она была в состоянии комы?

Медсестра с большой симпатией посмотрела на надоедливого посетителя и мягко сказала:

— Сядьте, ради Бога! Я скажу доктору, что вы хотите еще раз с ним поговорить. И он выйдет к вам, как только сможет.

— Поймите, женщина, которая там лежит, значит для меня все на свете! Она без сознания и совсем одинока. Я хочу ее видеть. Должен видеть! Мне нужно ей сказать…

Ной почувствовал, что теряет рассудок. Ведь он рассказывает совершенно чужому человеку то, в чем еще не до конца уверен сам. Но гордость сейчас должна молчать! И он, с отчаянием глядя на медсестру, сказал:

— Я должен сказать этой женщине, что люблю ее и она должна стать моей женой!

— Понятно, — тихо и очень ласково ответила сестра. — Я знаю, как вам сейчас трудно.

— Вы не можете этого знать!

— Знаю. Но это совсем другой разговор. А сейчас я пойду к доктору. Что-то он скажет… У нас существует правило не допускать к пациентам с серьезными ожогами никого, кроме ближайших родственников.

Ной опешил. Разве он только что не сказал этой женщине, что собирается стать мужем Энн Лейверти? Так в чем же дело?!

— Видите ли, — начал он в запальчивости, — вы не…

— Ной! — неожиданно раздался чей-то голос за его спиной.

Он обернулся и увидел стоящую в дверях Розмари. Глаза ее были совсем нормальными — слава Богу! — но испуганными.

— Что происходит? — спросила старая женщина.

Медсестра воспользовалась моментом и юркнула в палату. Ной сделал было движение, чтобы ее удержать, но вовремя остановился.

— Я ничего не знаю, — ответил он Роз мари. — Абсолютно ничего!

На лице Розмари отражались грусть и глубокое волнение. Она с симпатией посмотрела на Ноя и, вздохнув, сказала:

— Я тоже очень расстроена всем этим!

Ной был уже не в состоянии говорить о чем-либо и отвернулся к окну. Но Розмари взяла его за руку и повернула лицом к себе.

— А ты сам как себя чувствуешь?

— Прекрасно! — резко ответил Ной, снова отвернувшись к окну. — Я беспокоюсь не за себя, а за Энн. Ей очень плохо!

Розмари с такой силой сжала обе его руки, что Ной был вынужден посмотреть ей в лицо.

— Мне очень жаль Энн, — сказала Розмари. — Но далеко не только из-за ран и ожогов, которые она получила. Дело тут гораздо серьезнее.

— Что вы имеете в виду, Розмари?

— Это долгий разговор.

Ной вдруг почувствовал необъяснимую боль и закрыл глаза, поняв, что иначе просто-напросто сойдет с ума.

— Я знаю, что ты не хочешь об этом говорить, Ной, — продолжала Розмари. — Но все же выслушай меня внимательно.

— Розмари! — в отчаянии воскликнул Ной.

— Умоляю тебя, Ной! Я не совсем здоровый человек. Тебе это отлично известно. Может быть, у меня больше не будет возможности поговорить с тобой так же серьезно…

Ной глубоко вздохнул.

— Выслушать что?

Розмари взяла его за руку, усадила на стул и села сама в стоявшее рядом глубокое кресло.

— Прости меня, Ной. Прости за очень многое. Я очень переживаю, что не дала тебе в полной мере материнской любви, которую ты заслужил. В том, что… не была добрее по отношению к тебе… — Розмари на секунду запнулась, безнадежно вздохнула и пожала плечами: — А еще я так и не смогла…