Линда Дэвис - В погоне за миражом

Она приближалась к своему любимому уголку, где возвышалась бронзовая скульптура всадника. Конь приподнялся на задних ногах, мускулы шеи напряжены, передние ноги воинственно замерли в воздухе.

Всадник в классической боевой тунике поднес правую руку к глазам, высматривая на горизонте врага. Называлась скульптура «Сила». Она и в самом деле мастерски воплощала неудержимую мощь коня и слившегося с ним наездника.

На мгновение Хелен остановилась, а затем продолжила бег, теперь к Серпентайну [11] Цепочка искусственных прудов в Гайд-парке. . Фигурка Питера Пэна [12] Герой сказочной феерии Дж. Барри, написанной в 1904 г., о мальчике, который не становился взрослым. заставила ее подумать о том, каково это — быть навсегда застигнутым временем, остаться молодым навечно. Пора было поворачивать назад. Где-то сбоку осталась розовая игла обелиска в честь нильской экспедиции 1864 года, no-восточному грациозная и изящная. На какую-то долю секунды Хелен ощутила раскаленный ветер лежащих под знойным солнцем песков.

На Бэйсуотер-роуд Хелен вновь окунулась в бурлящий вечерней жизнью город. Она свернула в узкие улочки Сент-Питерсберг-плейс. Ей нечасто приходилось бывать в этом районе Лондона, где на тротуарах слышался разноязыкий говор, а из открытых окон неслись запахи заморских блюд. Захотелось стать невидимкой, поменять кожу, скользнуть в ресторанчик, где не встретишь знакомого лица.

У Пембридж-сквер она перешла на шаг и последнюю сотню метров до дома шла размеренной походкой, глубоко вдыхая влажный воздух.

Приняв горячий душ, Хелен подсушила волосы феном и даже не прикоснулась к расческе. Она вообще редко уделяла внимание своей внешности, не пользовалась косметикой — за исключением спокойных, неброских тонов губной помады и безумно дорогих волшебных кремов, которые, если верить рекламе, помогали избавиться от морщинок, начавших появляться вокруг глаз после прихода в Сити. Среди флакончиков туалетной воды выбрала «Наиму» и с наслаждением нажала на распылитель.

В джинсах и белоснежной хлопковой блузке, Хелен прошла на кухню, где минут пять ушло на то, чтобы разложить ужин на блюда. После этого вернулась в спальню и достала из шкафа длинный кожаный футляр. Благоговейно положив его на постель, осторожно раскрыла: на черном бархате лежал золотисто поблескивавший саксофон — подарок, который сделал ей Кац. Они встречались три года, тогда ей не было и двадцати. «Интересно, — подумала Хелен, — чем занят он сейчас? Продолжает убаюкивать девчонок джазом, водит их по ночным клубам, пользуясь притягательной силой живого исполнителя? Пускает в ход кулаки, когда они начинают испытывать разочарование от скучных, пропахших табачным дымом будней, холодного кофе по утрам и равнодушия, которое охватывало Каца после выступлений? Ну, со мной-то он явно ошибся», — пронеслось у Хелен в голове при воспоминании о том, как во время последней встречи приятель попытался ударить ее.

В самом начале знакомства Кац учил Хелен играть на саксофоне, а когда убедился, что не тратит силы впустую, подарил ей инструмент. Плакать в те годы она не умела, говорить о своих чувствах не могла, даже слов не старалась для этого подобрать. Все ее одиночество, боль и случайные мгновения радости вырывались наружу волшебными звуками саксофона. Хелен хорошо помнила квартирку на десятом этаже дома в Белсайз-парке, где, стоя у распахнутого окна, она открывала спящему в оранжевом свете уличных фонарей Лондону свою душу.

Выключив стоявшую на ночном столике лампу, Хелен подошла к окну и пару минут простояла неподвижно. Медленно, как руку любимого, поднесла ко рту инструмент. В воздухе поплыл негромкий, жалобный стон.

Погруженную в мягкий полумрак гостиную слабо озаряли стоявшие на столе свечи. Отпивая из чашек горячий пунш, Уоллес и Родди перебирали имена старых знакомых. Оба оканчивали одну школу, семьи их имели много общего. Жизненный путь обоих мог бы оказаться почти одинаковым, но один был без ума от цифр, другой же предпочитал слова. Уоллесу явно недоставало блеска самоуверенности, зато у него имелись деньги, о которых так мечтал Родди. Хью перенял у приятеля интерес к скульптуре, приобретая изваяния не только из-за их очевидных достоинств, но и помня о том, что таких расходов Родди никогда себе не позволит. Бесспорное превосходство Уоллеса в вопросе денег помогало поддерживать зыбкое равновесие двух характеров. Особой привязанности между ними никогда не было. Хью не доверял никому. Упаси Господи пустить в свою душу чужого! Будь готов к тому, что тебя оттолкнут, рано или поздно. Еще в детстве, прошедшем среди зеленых холмов Шотландии, после того как родители постарались побыстрее сплавить единственного отпрыска в школу, он понял: по жизни надежнее идти одному.

От разговора о заключенных утром сделках Родди предпочел уклониться. Поглядывая по сторонам, он погрузился в приятные мысли. Гостиная ему нравилась. Легкую досаду доставляло лишь ощущение того, что она так и не стала его домом. Пурпурного цвета стены, глубокие, зовущие к себе кресла, персидские ковры — во всем чувствовалось присутствие Хелен. На полках в беспорядке расставлены шкатулки, причудливой формы корни деревьев, рисунки углем, коллекция собранных во время скитаний по морям безделушек. Обстановка создавала атмосферу уютной, обжитой пещеры. Родди внезапно почувствовал укол боли, ощущение грядущей потери. Память его безотчетно фиксировала детали: фотографию, на которой Хелен и Дай играли с парой доберманов, серебряные подсвечники, рисунок фелуки на ровной глади Нила.

— Так что нового в нашем неспокойном мире? — вернул его к действительности вопрос Уоллеса. — Что примечательного принес нам сегодняшний день?

— Интервью с миссис Стюарт Уоттс, — неохотно проговорил Родди.

— Это еще кто такая?

— Супруга одного из членов парламента, известного своими похождениями.

— Чем же она могла поделиться с тобой, кроме, естественно, стремления оскопить мужа?

Хелен слушала, в равной мере испытывая отвращение и жгучий интерес к взбалмошному миру так называемой респектабельной прессы, выплескивающей на страницы газет людские страдания.

— Поразительно! — фыркнул Родди. — Стоит некоторым оказаться у микрофона, и их от него не оттащишь.

— Значит, они заглотили наживку, — заметила Хелен.

— Какую наживку?

— Вы же вечно твердите, что даете личности шанс самовыразиться, изложить свое видение фактов.

— Именно так.

— Как будто факты нельзя исказить.

— Что ты имеешь в виду, Хел?

Временами скептическое отношение Хелен к его профессии просто бесило Родди.

— Оставь. В вопросе подачи фактов все вы эксперты. Акцент здесь, ударение там, комментарий, который делает истину смехотворной, наивной или обманчивой — в зависимости от ваших нужд. — Хелен отметила тень легкой досады, мелькнувшую на лице Родди, и взгляд, которым он обменялся с Уоллесом. — Разве не так? — с вызовом спросила она.