Лора Каннингем - Прекрасные тела

— Прошу тебя, Бася, — настаивала Нина, — я должна знать… правду. Я могу приехать домой… Я не хочу, чтобы она умерла в мое отсутствие.

Опять молчание. Что-то случилось. Что-то ужасное. Если Бася не решается сказать, значит, дело плохо.

— Сегодня твоя мать путешествовала, — заговорила наконец старушка. — Она закрыла глаза и покинула нас, но…

Сердце Нины замерло.

— …потом вернулась и с тех пор беседует с Саулом и своими родителями.

— Какой у нее цвет лица? — стала выспрашивать Нина. — А пульс?

Ответ: «Цвет лица хороший, пульс пятьдесят семь» — звучал слишком неопределенно.

— Пожалуйста, дай мне ее на минутку, — попросила Нина. — Я хочу сама с ней поговорить.

Наступило долгое молчание. Неужели Мира умерла или не приходит в сознание? Может, Бася сказала неправду?

Наконец прозвучало признание:

— Теперь она говорит только по-русски.

Значит, мама Нины действительно ушла, но не в другой мир, а в свое одесское прошлое…

— Дай ей трубку, — потребовала Нина. — Я должна слышать ее голос.

Послышался шум — это Бася тяжело шлепала по паркету, потом шуршание — она передала трубку Мире.

— Мамале?

Ответом было молчание. Нина судорожно рылась в памяти, пытаясь вспомнить несколько известных ей русских выражений, но в голове вертелось только «до свиданья», совершенно неуместное в этой ситуации.

Наконец она вспомнила еще одно русское слово и гордо произнесла его, словно посылая некий сигнал из Нохо в другой конец города:

— Мороженое. Я приду домой, — пообещала она матери, — и принесу тебе мороженого.

Теперь Нина была уверена, что мама уже не отправится «в путешествие», не дождавшись ее. И действительно — Мира услышала ее и даже высказала пожелание:

— Ванильное.

Нина с облегчением повесила трубку и почти бросилась в объятия Джесси, только что вошедшей с черного хода, когда у той за спиной появилась Лисбет, бледная и замерзшая, и с неожиданной бодростью предложила:

— Давайте уж доедим этот торт, а?

Нина покосилась на стол и ужаснулась: оказывается, она слопала целых два куска.

Вошла Клер. Женщины заметили, что спину она держала как-то по-другому.

— Слушайте, мне действительно лучше уйти сейчас, пока еще не слишком поздно.

— Но уже очень поздно, — ответила Джесси. — Вы все должны остаться… Смотрите.

Она сделала жест в сторону своих гигантских «видовых» окон. Мимо пронеслось нечто бесформенное. Лисбет тут же вспомнила ураган, описанный в «Волшебнике из Страны Оз». Женщины были так высоко, что чувствовали себя как на борту самолета, и любой объект, пролетающий за окном, казался им вражеским снарядом.

— Это мусорный смерч, — объявила Марта. — Ветер разносит всякую дрянь по округе.

Джесси коснулась окна — стекло было холодным и каким-то ненадежным, словно могло в любую минуту дрогнуть и сдаться на милость стихии.

— Такое ощущение, что ветер продувает стекла, — сказала она подругам.

Она потуже обмоталась шерстяным платком и подбросила дров в камин. Полено треснуло, и оранжевые языки пламени взмыли вверх, готовые рассыпаться искрами по ледяному ночному небу над Нохо.

Прохаживаясь у камина, Джесси вспомнила нечто, о чем, казалось, давно забыла.

— Знаете, когда я была маленькая, в такие вот зимние вечера мой отец разжигал камин и ложился на пол у огня. Мама ложилась к нему на спину, а я… забиралась на спину к ней. Это была наша семейная пирамида. Мы могли провести так весь вечер. Тишина была… Когда я об этом думаю, то понимаю, что у нас царили мир и покой.

— Еще бы — в таком-то захолустье! — откликнулась Марта. — Я люблю Вермонт, но там слишком уныло.

— Нет, — возразила Джесси. — Там было чудесно. Мне всегда хотелось жить именно так…

— Лежа с детенышем на спине у мужа?

— Да, — ответила Джесси. — Знаешь, как здорово? У меня было десять кукол и никаких сомнений. Помню, когда мне исполнилось семь, я все думала: «В восемнадцать я смогу выйти замуж и рожать детей, осталось подождать всего одиннадцать лет…»

— И что же? — не унималась Марта.

— Что же… Того, что было у моих родителей, я не нашла… а другого я не хочу. Мне нужно… мне нужно это… священное безмолвие.

— И теперь ты его обрела? — подозрительно спросила Марта.

— Да, но только на мгновение. Наверно, я ошиблась… Он должен был позвонить сегодня вечером, но не позвонил.

Теперь казалось, что стекло прогнулось под напором вихря, завладевшего городом. Очередная порция мусора скользнула по окну, прежде чем закружиться в пространстве. Джесси вдруг вспомнила о нейтрино, про которые говорила Лисбет. Да, все сущее — это молекулы, материя, бесконечный круговорот…

Господи, стоит ли сопротивляться? Может, просто выйти на улицу и познакомиться с любым мало-мальски приличным мужчиной? Ничего не скажешь — здравая мысль… Но какая здравая мысль могла прийти в голову ледяной ночью в Нохо? Какой мало-мальски приличный мужчина станет торчать на улице в такую погоду?

Джесси подошла к Клер и протянула ей свой платок.

— Думаю, ты приняла правильное решение. У тебя будет свой…

— Знаешь, ребенок меня здорово согревает, — сказала Клер, возвращая платок Джесси. — Это первая зима в Нью-Йорке, когда я не мерзну.

— А вот я еще никогда так не мерзла, — призналась Джесси. — Такое ощущение, что где-то в центре моего тела ледник. Иногда я спрашиваю себя: «Зачем я здесь? Как я вообще здесь оказалась?»

— Ты хочешь сказать, в Нью-Йорке? Или на Манхэттене? — не поняла Марта.

— На этой планете, — ответила Джесси.

— Бог ты мой, какой безнадегой от тебя веет! — воскликнула Марта.

Ветер тут же показался игрушкой в сравнении с бурей негодования, захлестнувшей женщин. Чуть не свернув себе шеи, они резко повернулись к Марте, готовые защищаться:

— Безнадегой?!

В которой Марта срывается с цепи, и все сходятся на том, что вечеринка не удалась.

— Милые мои, — обратилась к подругам Марта, — я ведь не бесчувственная и вижу: ваша жизнь проходит даром. Поверьте, мне вас очень жаль.

— Жаль? — переспросили они хором.

Джесси заметила, как Клер побледнела и облокотилась о стену. А ведь она предвидела, что дело примет такой оборот, и всячески старалась предотвратить подобное развитие событий.

— Ах, тебе нас жаль? — спросила Джесси у Марты. — На твоем месте я бы не опускалась до жалости. — Она шагнула к Клер. — И вообще, Марта, ты часом не забыла, что у нас торжество?

— Да кошмар это, а не торжество. Я просто отказываюсь верить собственным глазам и ушам. Кто-то должен вбить в ваши головы хоть немного смысла. — И пошло-поехало. Марта заговорила об основах своей философии: — Истины. Существуют неоспоримые истины, и если вы их не признаете, то счастья вам не видать. Поймите, нужно устраивать свою жизнь — заработать денег, выйти замуж, родить ребенка.