Ники Пеллегрино - Итальянская свадьба

Николас с утомленным видом покачал головой.

— Но почему девушка ничего нам не сказала? Я полагаю, она испугалась, что мы попытаемся взыскать с нее кругленькую сумму за проделанную работу, а потому устроила весь этот переполох, заявив, что ей не нравится платье. Она решила все отменить. Бедняжечку бросил жених.

— Может, так оно и есть, — согласилась Пьета. Она вдруг осознала, что за время всех их разговоров с Микеле он только один раз упомянул о своей невесте, да и то сто лет назад, когда Пьета его поздравляла. Все это очень странно.

В тот день, пытаясь сосредоточиться на работе, она то и дело вспоминала о предложении Элен. Это несчастное платье с пионами прямо-таки требовало, чтобы его сшили. Она хотела перенести его со страниц альбома, придать ему объем и форму, помочь Элен подобрать к нему туфли и сережки, посоветовать ей, из каких цветов составить букет. И в то же время она вдруг осознала, что вовсе не хочет, чтобы девчонка, нарядившись во все это великолепие, пошла к алтарю с Микеле.

В тот вечер Пьета вернулась с работы усталая. И все-таки, сидя у себя в комнате и вдыхая доносившиеся из кухни ароматы готовящегося ужина, она достала альбом и принялась рисовать. Из-под ее карандаша вышло платье с асимметричной бретелькой из шелковых пионов с нежно-розовым ободком, с подолом, спереди подхваченным пышной оборкой и скромно приоткрывающим ножку. Она вспомнила каждую деталь платья Элен, даже подобранную для него ткань.

Воодушевленная, Пьета нашла свои старые наброски, сделанные ею для коллекции, которую она когда-нибудь создаст. Немало воды утекло с тех пор, как она видела их в последний раз, и теперь они показались ей слишком уж строгими и чопорными. Слишком в манере Николаса Роуза.

Она достала чистую бумагу и дала волю воображению. Выходившие из-под ее карандаша платья были смелы и романтичны. Не каждая невеста отважилась бы надеть такое; но всякая женщина, любившая моду так же, как Пьета, непременно заинтересовалась бы ими. Пьета вдруг страшно разволновалась. Может, это и есть ее фирменный стиль? В свадебных салонах она точно никогда ничего подобного не видела.

Услышав, как папа снизу кричит ей, что ужин готов, Пьета с неохотой отложила карандаш. Днем она так и не успела поесть и теперь основательно проголодалась. К тому же, что бы он там ни сготовил, пахло из кухни просто божественно.

Это была лазанья — первая папина лазанья с того момента, как он вернулся домой. И хотя листочки теста для нее он достал из кладовки, а соус был собственноручно заморожен им еще несколько недель назад, Пьета восприняла это как знак, что к отцу вновь возвращаются силы.

Всю последнюю неделю или около того отец передвигался по дому шаркая, как глубокий старик. Из-за головокружения и слабости он сделался сварливым. Его дурное настроение отражалось на всех, хозяйство тоже пришло в упадок. Но теперь, вытаскивая лазанью из духовки, отец выглядел бодрым. Он взирал на противень с искренним удовлетворением.

— Какая жалость, что твоя сестра этого не видит, — рокотал он. — Ты только полюбуйся, какая прелесть.

— Очень красиво, — согласилась Пьета.

— На вкус она будет столь же прекрасна, как и на вид.

Пока он раскладывал кушанье по тарелкам, Пьета осведомилась как бы невзначай:

— Пап, Адолората, случайно, не сказала тебе, куда она отправилась?

— Нет, но я подозреваю, она где-то с Иденом, решила немного передохнуть. Может, начал сказываться стресс, связанный с подготовкой к свадьбе, а?

Пьета изобразила удивление.

— Наверное, ты прав, — пробормотала она.

Папа сбрызнул салат оливковым маслом и лимонным соком, а мясные тефтельки поставил на плиту пропитываться соусом.

— Сегодня у нас на ужин два блюда, — объявил он. — Я приготовил нежнейшие маленькие polpette [36] Мясные фрикадельки (ит.). , потому что от этой кошмарной больничной стряпни я совсем обессилел. Подумать только, эти бедняжки в больнице вынуждены изо дня в день питаться такой дрянью. Вспоминай о них, Пьета, когда будешь наслаждаться моей прекрасной лазаньей.

Лазанья и впрямь была хороша. Тонкие коржи таяли во рту, а соус бешамель придавал блюду приятный сливочный привкус.

— Бесподобно, — похвалила мама, сумев на сей раз осилить больше, чем обычно.

— Это тяжелое блюдо, но людям оно нравится, — с радостью согласился отец, подкладывая добавки на тарелку Пьете. Она попыталась было отказаться, но он даже слушать ее не стал.

— Молчи и ешь, — приказал он, и она не осмелилась противоречить.

И только когда они принялись за второе блюдо, мама решилась заговорить.

— На днях к нам заходила Гаэтана Де Маттео, — произнесла она так, будто сообщала какую-то пустячную новость.

Пьета в упор посмотрела на мать. Это совсем на нее не похоже: говорить о том, что может огорчить отца.

— Она была здесь? В нашем доме? — растерялся отец.

— Да, именно так, — подтвердила мать, спокойно продолжая есть.

— Но зачем? Что она хотела?

— Она рассказала нам об Изабелле и ее ребенке.

— А! — Отец недовольно хмыкнул. — Моя сестра была глупая девчонка, а теперь она глупая женщина. — Он раздраженно возил тефтелькой по тарелке. Его хорошее настроение как ветром сдуло.

— Но пришла она не за этим, — продолжала мать. — Она пришла к нам с просьбой.

— Гм! — снова хмыкнул отец, делая вид, будто ему все равно.

— Она думает, что пришло время забыть прошлое.

Отец отшвырнул вилку и резко отодвинул от себя тарелку с нетронутой тефтелькой.

— Не надо так, Беппи. Послушай меня, одну минуточку послушай, — по-прежнему спокойно продолжала мать. — Все, что она хочет, это чтобы мы время от времени могли позволить себе купить кусочек пекорино у них в лавке, а они — изредка наведываться к нам в «Маленькую Италию». А случайно столкнувшись в церкви Святого Петра или на улице, не испытывать неловкости.

— Но зачем?

— Затем, что так ведут себя все цивилизованные люди.

— А зачем нам вести себя как цивилизованные люди?

— Ох, Беппи, я знаю, он ранил тебя намного больнее, чем кто-либо, но…

— Stai zitta! [37] Замолчи! (ит.). Я не хочу обсуждать эту тему.

— Не надо затыкать мне рот, Беппи. И пожалуйста, не надо на меня кричать. Настало время положить конец вашей вражде. Никто не говорит, что мы с Джанфранко должны становиться друзьями. Этого никогда не произойдет. И все-таки можно оставаться цивилизованными. Это, по крайней мере, мы можем сделать.

Пьета, не говоря ни слова, переводила взгляд с отца на мать. Теперь, когда она знала все об их прошлом, они казались ей совсем другими — более уязвимыми, менее уверенными в себе.

— Мне кажется, мама права, — решилась наконец она. — Спору нет, он человек ужасный, но почему мы должны вымещать это на его жене и сыне? Мне они показались вполне нормальными.