Ники Пеллегрино - Итальянская свадьба

Элен была вне себя от радости, когда услышала последние новости.

— Так вы ушли от Николаса Роуза? Потрясающе! И теперь я должна прийти к вам?

— Пока нет, — ответила Пьета. — Я переписала себе ваши размеры, так что смогу изготовить образец. Я свяжусь с вами, как только закончу предварительный этап работы, и мы договоримся о первой примерке.

— Огромное вам спасибо. Не могу выразить, как вы меня обрадовали.

— Но вы все-таки уверены? — не удержавшись, снова спросила ее Пьета. — Вы абсолютно уверены, что хотите шить у меня это платье, учитывая, что вы еще не определились с датой свадьбы?

— Да, уверена. — В голосе Элен не прозвучало и тени сомнения.

Остаток дня Пьета провела, чертя выкройку для Элен и ломая голову над все тем же вопросом: состоится ли все-таки эта свадьба или нет? В душе она надеялась, что этого не произойдет, даже если это означало, что в таком случае это платье никто никогда не наденет. Микеле не шел у нее из головы. Оно и понятно: он всегда был частью ее жизни. Они постоянно встречались то в школе, то в церкви, но из-за вечной вражды их отцов она изо всех сил старалась не замечать его. Хотя с тех пор, как его мать побывала у них дома, она то и дело ловила себя на том, что вспоминает их разговоры в пабе, думает о нем и о том, как ей с ним легко. За последнее время его кудри немного отросли, а смуглое лицо еще больше загорело на солнце. Интересно, чем он занимается в выходные, когда не занят в отцовской салумерии, куда ходит, кто его друзья? А еще ей очень хотелось знать, что происходит между ним и его невестой. Пьета аккуратно вычертила выкройку на куске картона, затем вырезала шаблон, пытаясь не думать о том, как ее новая клиентка будет стоять в этом платье у алтаря рядом с Микеле.

Никогда прежде настроение Пьеты не менялось так часто от эйфории до полной безысходности, как в течение следующей недели. Часы, проведенные в работе над платьем, превращались в сплошное удовольствие и неизменно приносили ей удовлетворение, погружавшее ее в состояние мечтательности. Но оставшееся время Пьета посвящала лихорадочным поискам подходящей студии и планированию бизнеса; вот тут-то и возникли первые трудности.

— Все так безумно дорого, — пожаловалась она Адолорате как-то вечером, когда они сидели у дверей «Маленькой Италии» за бутылкой вина. — Даже самая ужасная дыра стоит целое состояние. Я, конечно, об этом догадывалась, но надеялась, что мне повезет.

Адолората окинула ее загадочным взглядом.

— Только не принимай скоропалительных решений, — посоветовала она. — Что-нибудь обязательно подвернется, вот увидишь.

Обе умирали с голоду, а потому попросили принести по тарелке ризотто с грибами, щедро сдобренного пармезаном и растопленным сливочным маслом.

— Интересно, как там папа с мамой, — проговорила Пьета, зачерпывая вилкой и отправляя в рот первую порцию сочного, потрясающе вкусного ризотто.

— Папа на днях звонил сюда, в ресторан. Хотел удостовериться, что у нас все нормально. — Адолората рассмеялась. — Его, должно быть, убивает, что он так далеко от нас. Он сказал, что они собираются податься на юг, в Равенно — посмотреть, на месте ли старый семейный дом.

— Как странно, что он его так и не продал.

— Я полагаю, это отчасти потому, что за него много не выручишь. И еще, может, потому, что для папы это единственная ниточка, связывающая его с Италией и родными.

— Знаешь, а я была бы не прочь взглянуть на этот дом. А ты? — спросила Пьета. Сама она съездила во Флоренцию и Венецию, но на юге страны никогда не бывала. — Даже несмотря на то, что, если верить маме, Равенно — это жуткое захолустье, мне все равно хотелось бы туда поехать.

Жужжание электродрели и стук молотка из соседнего помещения сделались оглушительными, так что до самого конца трапезы сестры уже не могли разговаривать. Пьета даже полюбопытствовала, не распугает ли этот адский шум изрядную часть клиентов «Маленькой Италии».

— И как вы только это терпите весь день? — спросила она Адолорату, когда шум наконец прекратился.

— О, будем надеяться, они скоро закончат, — пробормотала сестра, проведя пальцем по тарелке и слизнув последние остатки ризотто.

Пьета все еще неодобрительно оглядывала заколоченный фасад, когда на пороге ресторана в рабочем комбинезоне, покрытом слоем пыли и заляпанном краской, появился Иден. Увидев Пьету, он почему-то смутился.

— А, вот и вы… — пробормотал он. — Наслаждаетесь поздним обедом? Или ранним ужином?

Пьета растерянно взглянула на него.

— А ты что здесь делаешь? Я-то думала, ты работаешь в многоквартирном доме на Мейда-Вейл [38] Мейда-Вейл — улица в северо-западной части Лондона, названная в память о сражении 1806 г. у селения Мейда в Италии, в котором английские войска одержали победу над французскими. .

— Я там закончил еще на той неделе. А это… Просто оказываю услугу одному приятелю.

— И что же там будет?

— Ну… Гм…

— Судя по всему, магазин одежды, — подсказала Адолората. — Иден там приводит в порядок полы, белит стены и устанавливает примерочную кабинку… Да, Иден?

— Точно, — с явным облегчением подтвердил он. — Ничего особенного. Через день-два все закончу.

— А вот это приятная новость, — заметила Пьета. — А то мы тут скоро все оглохнем от шума.

Он засмеялся и энергично кивнул, отчего его пропыленные дреды высоко подпрыгнули.

— Без шума ни один ремонт не обходится. Знаешь, я настолько к нему привык, что уже и не замечаю. Ладно, я, собственно, зашел узнать, не найдется ли у вас чашечки кофе и кусочка тирамису, чтобы подкормить голодного рабочего?

Адолората встала:

— Найдется, но в таком виде тебе здесь сидеть нельзя. Ты нам весь имидж испортишь.

Чувствуя, что объелась ризотто, Пьета решила вернуться домой через рынок. Ей вдруг захотелось купить немного цветов, чтобы хоть как-то оживить швейную мастерскую. Она бы заскочила и к Де Маттео купить свежего кофе в зернах, но за прилавком стоял старик Джанфранко. Он мрачно покосился на нее через окно. Очевидно, ему пока никто не сказал, что теперь они должны вести себя как цивилизованные люди.

Пьета по мере сил убралась в мастерской, прислонила к стене зеркало в полный рост и поставила в углу комнаты огромную вазу с белыми цветами. Но мамина мастерская по-прежнему была далека от идеала. Николас Роуз всегда внушал ей, сколь важна внешняя сторона дела. В мире высокой свадебной моды все должно быть безупречно, утверждал он, — от помещения, где принимаешь клиенток, до пакета, в который упаковываешь готовое платье. Пьета знала, что поиск подходящей студии должен стать для нее приоритетом, но по какой-то причине не могла думать ни о чем, кроме платья с пионами.