Алекс Савчук - Прутский Декамерон

– Короче, – продолжает тем временем моя Александра Семеновна, – я думаю, что нам вдвоем с тобой не ужиться в ресторане под одной крышей и теперь вопрос стоит так: или ты, или я.

«Вот даже как?» – от ее слов неприятно кольнуло в затылке.

– А почему не вы и я – вместе? – спрашиваю я ее. – Вы мне объясните ситуацию, я, может, чего недопонимаю, молод еще. И тогда под вашим чутким руководством будем конструктивно решать вопросы. Вместе – вы и я.

– Нет, Савва! Уже поздно! Я тебе говорю, что в ресторане останется один из нас: ты или я, и все, точка!

– Раз так, тогда остаюсь я! – неожиданно для самого себя выпалил я и тут же испугался своих собственных слов.

Александра Семеновна же от растерянности, казалось, и вовсе потеряла дар речи и несколько мгновений молча открывала рот, словно рыба, лишенная родной стихии, затем, не сказав больше ни слова, выскочила наружу и захлопнула за собой дверь.

А я задумался, с лихорадочной быстротой перебирая в уме варианты:

«Что я наделал? Я сам себе отрезал все пути к отступлению. Ну, хорошо – есть ли у меня теперь хоть один шанс из десяти, из ста, в конце концов? Директор общепита Наина Васильевна – мамочка – относится ко мне неплохо, но… денег я ей не заношу, поэтому она меня против Александры Семеновны не поддержит, – кто я такой по сравнению с директором ресторана. И, главное, стаж последней в партии – 27 лет, жутко сказать! А кто и что я? Нерадивый комсомолец, который даже копеечные взносы не вовремя платит. Директор торга Владимир Викторович тоже с симпатией ко мне относится, но… и с ним нет у меня денежно-любовных отношений, только по пьянке как-то раз состоялся у нас с ним разговор, что мы, бармены, берем под свою ответственность приемы партийных гостей и друзей торга… И все. Явно недостаточно.

Парторг торга, он же завотделом кадров, вроде ко мне благоволит, но… у него был личный конфликт с неоплаченными банкетами в ресторане, из-за которых он, кстати, чуть с работы не вылетел, так что и он может в случае чего принять сторону моей начальницы. Да и по партийной линии опять же… Несомненно, Александра Семеновна ему как бы роднее, ближе.

Остается… ПАПА. Он же Первый секретарь райкома партии. Самая высокая и последняя в нашем городе инстанция и моя единственная надежда. Ему я денег не носил, водкой поить бесплатно не обещал, но… он величина – не чета остальным! Он единственный, кто может решить сейчас мой вопрос – более подходящего варианта я не нахожу. Благоприятного для себя, имеется в виду. Кроме того, мне кажется, что я уже знаю, о чем мне надо говорить с Первым, какую тему выбрать».

Прошло с полчаса, я ожесточенно перемываю посуду, понемногу успокаиваясь и отрабатывая в голове детали предстоящего разговора с ПАПОЙ, и тут вдруг в бар входят замглавбухгалтера Галина Ивановна, и… «родная» моя Александра Семеновна, которая с порога объявляет, словно обухом по голове огрела:

– Ревизия. – И тут же добавляет с мстительной улыбочкой: – Наличные деньги, Савва, что у тебя в кармане, не считаются, в отчет пойдут только те, что по описи лежат в сейфе закрытые.

Да… ситуация. Не ожидал я от Александры Семеновны такой прыти. Каверза ходячая. Она, кажется, взялась за меня всерьез. А у меня, дурака, еще не подсчитано, я собирался начать проверяться как раз после уборки. Не говоря уже о том, что в кассе точно не хватает примерно пятисот рублей – я позавчера вечером проигрался в карты, но из дому денег не нес, по одной простой причине – у меня их не было… Что же до плановой ревизии, которая, как я рассчитывал, должна была состояться не ранее чем через пару недель, я попросту надеялся, что все мои дела к тому времени сами выправятся. Вот и выправились! Твою мать…

Тут со своими делами запутаешься – друзья, карты, девушки, женушка непутевая, – а в ресторане на меня, оказывается, настоящая охота идет, как волка обложили, даже по ночам следят, ревизию уже по просьбе этой… прислали. (Не знаю уж каким словом назвать Александру Семеновну после этого).

– Тогда, дорогие девушки, – говорю я, снимая халат и одевая рубашку, – я пойду, пожалуй, погуляю, а вы сами тут разбирайтесь. У меня, к вашему сведению, сегодня выходной. – С этими словами я бросаю связку ключей от бара и подсобных помещений на стойку и выхожу наружу, хотя Галина Ивановна кричит вслед, что меня уволят еще до обеда, за то, что я от проведения ревизии отказываюсь. Но я уже вышел на улицу и прямиком направился к зданию райкома партии.

В приемной Первого (а заодно и второго секретарей райкома – оба они сидят на одном этаже, кабинеты напротив) полно народу – десятка полтора директоров и начальников самого разного ранга и калибра дожидались своей очереди на прием. Секретарша Валентина – очень милая и симпатичная женщина, жена моего тренера по самбо-дзюдо (она знает меня давно, с ранне-юношеского возраста) встретила меня приветливо:

– Ты что-то хотел, Савва?

– Мне нужно к ПАПЕ, – говорю я. – Срочно!

– Иди, – просто говорит она. – Он один там. Я ему докладывать не буду, сам разберешься.

При общем молчании присутствующих я направляюсь к дверям, открываю их, вхожу в огромный кабинет и прямиком шагаю к столу, за которым сидит высокий, кудрявый, с легкой проседью в волосах человек и просматривает какие-то бумаги.

– Доброе утро, Юрий Никитович, – громко говорю я.

– Здравствуй, здравствуй, дорогой барменщик, – говорит Первый, отрывая глаза от бумаг на столе и удивленно глядя на меня, затем он встает и выпрямляется во весь свой богатырский рост. – Какими судьбами? Зачем к нам?

– Ну, не только вы к нам. Иногда и мы к вам, – пытаюсь я шутить, но голос мой, наверное, выдает волнение, сейчас и здесь должна решиться моя дальнейшая работа, а возможно – и вся дальнейшая судьба.

– Да вот, – продолжаю я, – хотелось бы с вами встречаться лишь по приятным поводам, но… – я развел руками.

– В чем проблема? – спрашивает ПАПА. Он нахмурился, в голосе зазвучали металлические нотки и жестом мне показывает – садись. Но я продолжаю стоять. Он большой психолог, наш Юрий Никитович, и очень крепко, уверенно сидит на своем месте. Он высок, под 190, красив, осанист, и после двух, а порой даже и трех употребленных внутрь бутылок водки мог в кругу коллег говорить одними Ленинскими цитатами, а также тезисами из Брежневских речей на съездах, – несгибаемый партиец, одним словом. А главное – он в фаворе, два ордена Ленина сверкают на его груди. Еще один год район перебьется без овощей (а куда ему, народу нашему многострадальному, деваться, как не терпеть), сдадим все, что соберем, в закрома Родины (чтобы оно там все перегнило к чертовой матери) и нашему ПАПЕ дадут еще один орден Ленина, а заодно прицепят медальку «Героя» Соцтруда.