Эдуард Зубов - Случайная любовь

Юля! До чего же у нее поразительно живые и ясные, манящие темные глаза; с какой любовью они смотрели сегодня на него!

Юля! Какая она возбуждающая, нежная, очаровательная, отзывчивая в чувственной любви! Прикосновение к её губам делает что-то странное с его сердцем.

Юля! С каждой встречей он все ближе и ближе приближается к ней. А тело! При воспоминании о нем его бросает в жар и сильно начинает колотиться сердце.

«А как она отличается, – думал он, – от деревенских девушек, которые живут жизнью природы». Они, казалось ему, вообще не смогут понять его.

Да это и понятно. Они почти не говорят о любви даже между собой, и тем более не выставляют её напоказ, а страсть у них считается глубоко неприличной, ведь благопристойность у них воспитывалась веками на отсутствии каких бы то ни было соблазнов, досуга и эстетического чувства.

Этой ночью, лежа в постели, Юля тоже не могла уснуть. Ей казалось, что то она летает в облаках, то стремительно, порхая как бабочка, не касаясь пола, кружится, надев белоснежное подвенечное платье, в стремительном танце.

«Какое счастье, – думала она о том, о чем мечтает каждая девочка, – любить и быть любимой!»

Еще ей доставляла удовольствие та обезоруживающая истина, которая состояла, по её мнению, в том, что в любви всегда один целует, а другой подставляет щеку. И в случае с Сережей, щечку, разумеется, подставляла она. Он очень сильно её любит.

Славный мальчик. Ну а дальше-то что?! Уступит она ему? После этой ночи, поскольку она жила больше чувствами, этот вопрос перед ней как бы даже и не стоял.

Раньше она думала, что не уступит. Но сегодня она побывала точно в раю. Она была готова в нем, от избытка чувств, раствориться. Её и сейчас приводило в трепет воспоминание о прикосновениях к её руке, бедрам, животу его «дружка».

Неужели она сможет принять его и при этом остаться живой?! Конечно, ей будет больно, но не надолго. Зато вслед за этим её захлестнет волна блаженства.

Юля инстинктивно чувствовала, что она из тех девочек, которым дано природой испытать все прелести чувственной любви.

Сережа заснул, когда уже рассвело, а проснувшись, не открывая глаз, стал прислушиваться к разговору, который вели (как сейчас выражается молодежь) его предки.

– Вчера в магазине Настя сказывала, – говорила его мама, – к Мельниковым с городу племянница приехала. Еще соплячка, два дня в деревне прожила, какого-то парня подцепила. Вот кому-то на горе будет жена: ни обед сготовить, ни по дому прибраться, ни со скотиной, ни в огороде…

– Сейчас молодежь не поймешь, спортилась, – косо поглядывая на Сережу, сказал его дед. – Прошлый раз иду вечером, темно уже – глаз выколи, а парни сидят под деревьями у клуба на скамейке, и тут же девки, мать их в задницу, и поют: «На дворе стоит погода май, май, май… Полюбил я мою Машу – дай, дай, дай…» Вот и наш, глядишь, такую подцепит! Что будем делать, как в подоле принесут!?

– Не дай Бог!

– Принесут, а сами в город… Будем нянчиться.

– Ладно еще, парень у нас неиспорченный, а с девками сейчас еще больше забот.

– Не загадывай. Вон Валька Колотухина выскочила за Петьку Королева. Свадьбу, как люди, сыграли…

– Как не сыграли, одной водки, говорят, в двух домах пять ящиков выпили.

– Вот и я о том. А как родила, говорит ему: «Не от тебя!» Сейчас разводятся. Беда!

– Не дай Бог.

– Сейчас молодежь, как жить, у родителей не спрашивает.

– Деньги только спрашивает…

«Возможно, они со своей точки зрения и правы», – подумал Сережа, не открывая глаз, но для него то, о чем говорили они, не имело теперь никакого значения. Он хотел Юлю так, как вовсе не укладывалось в привычные рамки серьезных отношений или случайных легкомысленных связей.

Он хотел её без размышлений, хотел её вне логики и здравомыслия. И о чем бы он теперь ни думал, всегда, как по кругу, приходил к одному и тому же: темные волнистые волосы, смотрящие на него с любовью смеющиеся блестящие глаза, чувственные, зовущие к поцелую губки, стройные загорелые ножки, гибкий изящный стан, и все это без усилия убедить его в чем-либо.

Сережа, как обычно, пришел на свидание загодя. Был чудный вечер, который незаметно переходил в ночь. Сережа лежал на сене (на том самом, где они вчера лежали с Юлей) и, казалось, не замечал ничего. Он был занят все тем же: молодым напряжением, той игрой просящих сил, от которых, казалось, могла закипеть кровь.

Когда скрылось за горизонтом солнце и быстро стало темнеть, он взглянул на часы, встал, стряхнул с себя сенную труху и по влажной от вечерней росы траве пошел навстречу своей любви.

Он не знал когда она точно придет. Юля сказала: «Когда заснет тетя». А когда она заснет?

Когда до изгороди из жердей оставалось метров сто, он остановился и стал вглядываться в темноту. Никого не было. Тогда он решил, что, как и прежде, встанет за куст и будет наблюдать за ней, но сегодня Юля опередила его.

– Ку-ку! – услышал он сзади себя.

Сережа оглянулся и увидел её. Юля вышла из-за дерева и уже с полминуты наблюдала за ним. В её глазах было кокетство и готовность на ласку.

Глядя на неё, он замер. Ему остро представилось, как обовьют в любовном экстазе её маленькие ручки его шею, как запрокинет она голову, как забьется она, словно подраненная птичка, подставляя поцелуям лицо и шею; как сплетутся его руки с её руками, как они заскользят по её плечам, стану, бедрам и прижмут её тело к его телу, и она, чувствуя напряжение его плоти, затрепещет.

Но Юля словно не видела, что творится с ним.

– Сегодня я раньше, – сказала она, когда Сережа подошел к ней. – Чего молчишь?

Он молча продолжал смотреть на нее. Глаза его горели и говорили о нескрываемом желании. Но он не мог предугадать, как же она поведет себя в эту ночь.

– А ты давно пришел?

– Давно.

– А чего делал? Почему не подходил?

– Я опоздал на чуточку.

– Чуточку не считается.

«Ах ты, капризница!» – глядя на нее, подумал Сережа. Сейчас она будет держать его на расстоянии, разыгрывать недотрогу, но ведь он то видит, чувствует, что творится у нее на душе.

– Не рассчитал, – её игра еще в большей степени возбуждала его.

– А я думала, что мне подарят букетик.

«Оно и правда. Какой же я, однако, болван!» – подумал Сережа.

– В следующий раз.

– Посмотрим…

Юля сегодня пришла в коротенькой в красную клетку юбочке и в бордовой, на пуговках, блузке. Глядя на нее, Сережа подумал, что пуговки можно будет легко расстегнуть.

– Ну, что же мы стоим, идем, – выходя на тропку, сказала Юля. И пошла грациозно, чуть покачиваясь, точно разыгрывая симфонию пластических, никому не доступных больше движений.

Ступая по траве, Сережа с ней поравнялся, коснулся её ручки, желая идти, держа её руку в своей руке, но Юля наклонилась, подобрала сухую ветку и стала её вести по траве.