Элизабет Обербек - Модельер

Официант принес семгу и наполнил бокалы. Клод мог слушать ее голос вечно, наслаждаясь низкий тембром. Она продолжала удивлять его свежими, неожиданными мыслями.

— Когда ты понял, что станешь кутюрье, Клод?

— Я не могу вспомнить то время, когда бы не знал, что стану модельером. — Он очень осторожно произнес слово «модельер». — Я восхищался своим отцом, который любил эту профессию. Он говорил мне о своей работе, как о любовнице, как о прибежище, как о страсти. Я полагаю, что и для меня она стала тем же.

— Я завидую таким людям, как ты, — она потрогала рыбу вилкой. — Завидую тем людям, которые живут своей работой. Не существует дистанции между тобой и твоей страстью. Я всегда была очень практична. Полагаю, я не очень боюсь перестать быть такой практичной. Я должна учиться у тебя, Клод Рено. — Она съела кусочек рыбы и продолжила: — Я разрываюсь на части: Друо — ты не можешь представить мой офис с грудами бумаг на полу, толпами консультантов, с расписанием, которое не укладывается ни в одни временные рамки; моя светская жизнь вместе с Виктором; расширение собственной скромной коллекции картин. Итак, у меня есть выбор: делать по сто сорок телефонных звонков в день для процветания Друо; наслаждаться жизнью с Виктором и общением с друзьями; или при свечах часами рассматривать образы на картинах де Латура [5] Латур, Морис Кантен Де (La Tour, Maurice Quentin de) (1704–1788) — французский художник, портретист эпохи рококо. .

— Покажи мне свою коллекцию картин.

Она была удивлена и благодарна за его просьбу.

— У меня нет ничего необычного; кое-что я покупала на улицах с рук, что-то осталось от предков, что-то перешло из семьи Виктора. Но я буду рада показать тебе то, что у меня есть. Приходи ко мне завтра, да, завтра, в конце рабочего дня. Встретимся здесь, нет, лучше там. Я дам тебе адрес.

Семга была отличной. Они быстро поели. Принесли салат. Зал ресторана осветился солнцем, но в их уголке потемнело. Клод почувствовал, как исчезает восторг первых минут встречи. Он заметил, как Валентина начала думать о времени. Она постоянно поправляла волосы.

— Ты должна уходить, — сказал он ей.

— Я должна возвращаться. Ты был так добр, Клод, выслушав меня.

— Ты не изменила своего решения, я говорю о свадьбе?

Она посмотрела в свою тарелку и покачала головой.

— Извини меня, Клод. — Она сделала паузу, и он испугался, что все уже кончено и закончилось в этом странном кафе. — Я не в силах что-либо изменить. Вчера приезжали из Нормандии родители. Я хотела сказать им, что мне нужно побольше времени, но затем я, без слов, сменила скатерти и занялась цветами. Мы провели весь день и целую ночь вместе, обсуждая предстоящее событие, говорили о родственниках, которые приедут из разных мест. — Ее широко открытые голубые глаза смотрели пристально. — Это так несправедливо по отношению к тебе, Клод. Забудь обо мне. Уходи и не мучай нас обоих. Или будь терпелив и дай мне больше времени.

— Я очень терпелив, — сказал он, понимая, что это еще не финал.

— Понимаешь, — сказала она, — меня беспокоит то, что сейчас нам хорошо, но что будет дальше? Смогу ли я органично вписаться в твою жизнь? Я принадлежу Парижу, люблю своих друзей, свой образ жизни. У тебя такая обычная, размеренная жизнь. Я могу стать очень нетерпеливой и боюсь этого. Ты мягкий и добрый. Я могу возненавидеть себя, если не буду относиться к тебе таким же образом. А если я не отвечу на твою любовь? — Она улыбнулась. — Посмотри на меня. Обожаю твое лицо, эту грусть во взгляде и заботу.

— Если речь идет только о Париже… — быстро сказал Клод, чуть не уронив вилку в салат. — Мы будем жить в Париже. Я стану парижским кутюрье; ты сможешь собирать шедевры для собственной картинной галереи. Хорошо? Это будет очень гармоничный союз.

— Я люблю, когда ты рядом, — сказала она. Говорила ли она правду или хотела как можно быстрее закончить ленч?

— Я готов ждать, Валентина. Прислушайся к своему сердцу, не принимай решений, приятных родителям, ведь тебе не четырнадцать лет. — Кажется, он начинал умолять ее так же, как это делала его жена несколько дней назад.

Валентина встала, пытаясь найти глазами официанта, и посмотрела на часы.

— У меня есть еще несколько минут. Пойдем, ты быстренько посмотришь мой дом, который я переименовала в галерею! Я живу в двух кварталах отсюда. Если у тебя конечно есть время.

Она оплатила счет. Он обнял ее, и они вышли из кафе.

— В любом случае, в моем доме есть нечто особенное, что тебя должно заинтересовать. Пойдем, шагай быстрее.

Клод еле сумел удержаться, чтобы не поцеловать ее прямо на улице. Розовые губы были совсем близко; ее рука касалась волос; казалось, лавандовый цвет ее пуловера поглощал солнечный свет. Она шла летящей походкой.

Он больше не смог сдержаться и быстро поцеловал ее. Она посмотрела по сторонам.

— Ты боишься, что за нами подсматривают?

— Конечно боюсь! — Она продолжала быстро шагать. — Я помолвлена и выхожу замуж! И не забудь — ты женат.

Клод старался не отставать, следовал за ней, и вскоре они вошли в серый трехэтажный особняк с высокими окнами и красивыми балконами. Узкая лестница покрыта ковром, на стенах картины без рам. Он остановился у одной из них. Написанные маслом голубые груши на бронзовом фоне. Цвет груш похож на цвет глаз Валентины.

— Мне нравится эта картина! Кто художник?

— Какой ты глупый. — Она задержалась на лестнице и внимательно посмотрела на него, словно выпытывая, насколько искренним был его вопрос. — Я написала эти груши, когда заканчивала художественную школу. Заходи.

Единственная дверь на узкой площадке третьего этажа открылась, и он оказался в удивительно большом, ярко залитом светом холле. Он сумел рассмотреть маленькую кухню, коридор в комнату, которая больше была похожа на спальню. Три французских окна, от пола до потолка без штор, наполняли светом всю квартиру. Картины висели повсюду, и были только два предмета мебели: современный коричневый кожаный диван с квадратной спинкой и кофейный столик из черного дерева, который гармонировал с цветом пола. В одном углу комнаты к стене был прислонен высокий, заляпанный краской мольберт.

Комната, наполненная светом, напоминала ему его солнечную мастерскую.

Валентина исчезла в коридоре. Клод поближе рассмотрел большую картину, написанную маслом, висевшую справа от него. Это был пейзаж, который загипнотизировал его во время поездки на поезде в Женеву: сельская местность, коровы на пастбищах, высокое серо-голубое небо. В картине Клода поразило то, какое огромное пространство охватила композиция — тысячи акров плодородной земли и бесконечное голубое небо, которое словно звало в будущее. Ракурс был расположен сверху, но это не был взгляд с высоты птичьего полета, это был взгляд с высоты самого Всевышнего.