Татьяна Корсакова - Ты, я и Париж

Кстати, с Шуриком они помирились. Не было никакого братания во время совместного распития водки и пьяных заявлений типа: «Друг, я тебя уважаю!» Просто на следующий день после заявления Алины об их с Яном несовпадении Шурик приперся в его кабинет с покаянием и извинениями. Чувствовалось было, что другу очень не по себе после вчерашнего саморазоблачения, хочется «поговорить по-мужски», а Яну было не до мужских разговоров. Вероломство Шурика и Алины как-то враз утратило прежнюю актуальность. У них роман? Ну и замечательно! Совет да любовь! А у него проблемы куда серьезнее. Его дочка болеет, и жена ведет себя как чертова нимфоманка, требует «встреч»…

В общем, Шурика с его покаянием Ян послал куда подальше, пожелал счастья в личной жизни и завалил работой, чтобы особо не расслаблялся. Шурик сразу понял, что он больше не злится — на то она и есть пятнадцатилетняя дружба, чтобы с лету понимать все самое главное, — разве что с поцелуями не полез. Пришлось спешно делать вид, что работы невпроворот, и гнать ошалевшего от радости Шурика вон из кабинета, чтобы не отвлекал своей непростительно счастливой мордой от важных дел.

В Мюнхене Ян пробыл ровно три дня, на четвертый была запланирована еще одна, последняя, встреча, но позвонил Белый, велел срочно вылетать в Лондон.

— Ну, как там? — от волнения у Яна вспотели ладони.

— Вы подходите, надо провести еще кое-какие предоперационные обследования, но это уже мелочи.

Он подходит! Слава богу!

— А моя дочь уже там?

— Нет, но они с Тиной завтра же вылетают. Мы ждем вас, господин Немиров.

— Клементина, собирай Яночку, вы сегодня летите в Лондон, — сказал дядя Вася, задумчиво глядя на пляшущее в камине пламя.

— В Лондон? — Тина зябко поежилась, даже зажженный камин не помогал ей согреться. — Но мы не планировали в ближайшие две недели лететь в Лондон. Что-то случилось?

— Да, — дядя Вася оторвался от созерцания огня, посмотрел на нее с ободряющей улыбкой. От этой улыбки сердце забилось чаще, а в душе начала зарождаться надежда. — Ты только не волнуйся, девочка, нашелся донор для Яны.

Каминный зал закружился, увлекая за собой Тину. Кто сказал, что от радости нельзя умереть? Можно, кажется, она умирает…

— … Что вы ей сказали? Вы же знаете, что в последнее время она вся на взводе! — откуда-то сверху доносился сердитый голос Анны Леопольдовны, на лоб легла чья-то прохладная рука. — Снова этот ваш бизнес?! Совсем замучили девочку, неужели непонятно, что ей сейчас не до того?!

— Я же не думал, что она так отреагирует. — Впервые в жизни Тина слышала в голосе дяди Васи испуганные нотки. — Я только сказал, что им с малышкой надо лететь в Лондон.

Лежать с закрытыми глазами и слушать препирательства домочадцев было хорошо, но волшебное слово «Лондон» выдернуло ее из этого блаженного состояния.

Лондон!!! Дядя Вася сказал, что им нужно лететь в Лондон, потому что для Яны нашелся донор!

Тина рывком села, игнорируя облегченный вздох Анны Леопольдовны, в упор уставилась на дядю Васю:

— Он точно подходит?

— Нет никаких сомнений.

— О чем вы? — требовательно спросила Анна Леопольдовна.

— Мы говорим о доноре для нашей девочки, — проворчал дядя Вася.

— Нашли?! — Анна Леопольдовна рухнула в соседнее кресло, посмотрела на Тину: — Точно нашли?

Та, в свою очередь, перевела умоляющий взгляд на дядю Васю.

— Точно-точно, — он кивнул и улыбнулся. Улыбка получилась кривой и не слишком оптимистичной, но Тина понимала — это не оттого, что дядя Вася злится, просто он отвык улыбаться.

Секунду-другую в каминном зале царило молчание, а потом железная леди Анна Леопольдовна разразилась громкими рыданиями. Она плакала и некрасиво, по-бабьи, причитала и даже поцеловала вконец растерявшегося дядю Васю в гладко выбритую щеку. Тот смущенно крякнул, осторожно, точно опасаясь каких-то неотвратимых последствий, погладил Анну Леопольдовну по волосам, поверх ее головы посмотрел на Тину, одними губами велел: «Собирайся».

Они прилетели в Лондон ночью. Всю дорогу дядя Вася отмалчивался. А Тина все не находила себе места. Когда ты уже поверил в чудо, так страшно думать, что чудо может оказаться пустышкой, иллюзией или ошибкой. Оставалось только надеяться на то, что дядя Вася никогда не допускает ошибок и не доверяет непроверенным фактам, и если он сказал, что донор нашелся, значит, так оно и есть. Надо успокоиться, потому что Яночка видит ее волнение, смотрит испуганно то на нее, то на дядю Васю и каждые пять минут спрашивает, зачем они улетели от бабы Ани и лошадок.

Дочка не хочет в Лондон. Этот город ассоциируется у нее с врачами, больницами и химиотерапией. Пообещать ей, что это в последний раз, что надо только еще чуть-чуть потерпеть, и болезнь уйдет?

Страшно. Тина сама не знает, чем все закончится и сколько еще всего придется пережить ее меленькой девочке.

Яна боялась, сжала обеими ладошками Тинину руку и не отпускала до конца полета. Потом уже дома, в их лондонской квартире, очень долго не могла уснуть, а когда уснула, плакала во сне. Тина за всю ночь не сомкнула глаз, ждала рассвета со смесью страха и надежды.

Дядя Вася заехал за ними в девять утра, под мышкой он держал плюшевого зайца, длинные уши которого волочились по полу.

— Ну, где там наша маленькая принцесса? — Он перехватил зайца поудобнее, отряхнул уши. — Смотри, что я тебе принес.

— Дед, где ты видел лысых принцесс? — Яна забрала игрушку, посмотрела на Тину: — Мам, можно я его с собой возьму?

Тина не знала, пускают ли в клинику с плюшевыми зайцами, но все равно кивнула.

— Готовы? — спросил дядя Вася. Выглядел он не так чтобы очень хорошо: помятое лицо, мешки под глазами. Тоже, наверное, не спал.

Тина сделала глубокий вдох, как перед прыжком в прорубь, сказала:

— Поехали!

С этого «поехали» у них всех началась новая жизнь, полная страхов, бессонных ночей, мучительного ожидания и надежды. И каждый последующий день перевешивали то страхи, то надежда.

Яне сделали пересадку костного мозга. Врачи сказали, что теперь остается только ждать и молиться. Тина ждала и молилась, и медленно сходила с ума от этого ожидания. Дочку поместили в стерильный бокс, комфортабельный стеклянный аквариум для одной маленькой золотой рыбки. Стерильный воздух, стерильное белье, стерильные игрушки. Тина знала, для чего нужна эта стерильность, ей все популярно объяснили. Дело в иммунной системе, которой у ее девочки сейчас практически нет. Ее активность сведена к нулю химиотерапией, чтобы уничтожить в крови злокачественные клетки и дать донорским стволовым клеткам возможность прижиться, и любая инфекция, даже банальный насморк, может быть для Яночки смертельно опасна. Так всегда бывает, это просто надо пережить…