Кэрен Бришо - Как бы нам расстаться

— «Универсальные перевозки» к вашим услугам, — сказал он. И бросил санки в ближайший мусорный контейнер.

Я хотела было запротестовать против ликвидации санок, но на это нужны были силы, а у меня их не было.

— Давай наверх, — сказал он, помогая мне залезть на цементный выступ. Потом он повернулся ко мне спиной. Я уставилась на него.

— …Так глупо, — только и сумела я выдавить сквозь зубы.

— Залезай.

И в его голосе я услышала то, чего не слышала с того раза, когда провалилась между сиденьями на стадионе и залила всю кухню своей кровью.

— Вот увидишь, я выиграю, — сказал он.

— Да пошел ты, — пробормотала я и обхватила его руками за плечи, а ногами за талию.

И он нес меня всю дорогу, до самой двери.

Добравшись до прокатной конторы Скалетти, я вся дрожу. Машины, закрытые чехлами из снега, выстроились на площадке. В конторе горит свет и заметно какое-то движение, поэтому я начинаю барабанить замерзшим кулаком по стеклянной двери. Табличка «ЗАКРЫТО» мотается из стороны в сторону, также стуча по стеклу в такт моим ударам.

За дверью конторы показывается чья-то голова. Палец указывает мне на табличку. Я пожимаю плечами и воздеваю руки в немой мольбе. Голова придвигается ближе. Сквозь толстые модные очки меня сверлит чей-то взгляд. Ниже стекол очков раздраженно подергивается рот.

— Мы еще закрыты, — произносит человек, приоткрывая дверь. И для наглядности бьет рукой по табличке.

— Привет, Джеф, — выдаю я, стараясь говорить тем же тоном и с тем же акцентом, с которым говорила одиннадцать лет назад, когда еще не пообтесалась в Чикаго.

Он продолжает лупить по табличке, но разглядывает меня и копается в памяти…

— Уичита?

И тут он краснеет. Наверное, потому, что вспоминает тот год или два после бала старшеклассников, когда он, как пришитый, сидел возле моего шкафчика в раздевалке. Тот год или два, когда я придумывала разные хитрости, чтобы не встретиться с ним. Например, влезала через окно женской уборной.

— Мне очень нужна машина, — говорю я, помогая нам обоим преодолеть неловкость встречи.

— Мы открываемся через…

— Она нужна мне прямо сейчас. На поездку в один конец до Чикаго.

Он хмурится.

— Но…

Я уже на миллиметр от того, чтобы начать умолять его, но тут ко входу в контору подъезжает машина. Мы оглядываемся. То есть оглядываюсь я, потому что Неряха… то есть, я хочу сказать, Джеф, и так стоит к ней лицом. Подъехавшая машина — одна из этих европейских спортивных игрушек. Я их не различаю — все эти БМВ, «порше» и прочие в том же роде. А женщина, выходящая из машины, — одно из тех лощено-тощих, лишенных индивидуальности созданий, которые так подходят к этим спортивным машинам.

Так-то оно так. Только это Морган.

Та Морган, из зеленого «вольво».

Из ревущего зеленого «вольво», в котором как-то прокатился и Джонз.

В первый раз я вынуждена признать, что легкий укол зависти ничего общего не имеет с тем, что мой друг — полный идиот.

— Привет, дорогой, — говорит она, целуя Джефа в щеку. Она держит пакет из местной кондитерской и подставку с двумя стаканами кофе. — Сегодня утром у них не было без глазури, поэтому я взяла с шоколадной.

Тут она смотрит на меня. На мои волосы, одежду, ботинки. Что-то во мне говорит ей, что я не местная, но все-таки как-то тут оказалась, а люди не останавливаются в Хоуве просто так.

Она хмурится.

— Мы знакомы?

— По школе, — говорю я, прикусывая свой зловредный язык, пока он не сказал: «Эй, привет, ты помнишь Джону Лиакоса?»

Просто чтобы посмотреть, как она подпрыгнет.

А может, она и не вспомнит.

— И? — спрашивает она.

— И я хочу взять машину напрокат, — отвечаю я.

— Дай же ей машину, Джеф. На улице так холодно. — И она проскальзывает в дверь и входит в контору.

Джеф улыбается и пожимает плечами.

— Давай заходи, — говорит он мне. — Я не хотел тебе грубить, просто ты застала меня врасплох.

Я улыбаюсь и стараюсь не смотреть на его уши, потому что мне любопытно, не стал ли он, наконец, их чистить.

— Я попала в такое… — я начинаю произносить «сложное положение», но в этом случае могут последовать вопросы, на которые мне будет не очень удобно отвечать в присутствии Морган, раскладывающей на столе пончики и кофе. Вместо этого я говорю: — Я так спешу. — Оглядываюсь на Морган. Мы с ней встречаемся глазами и улыбаемся друг другу. Старая знакомая, остановившаяся в городе на одну ночь. — Надеюсь, я не мешаю вашему завтраку?

Морган протестующе взмахивает рукой и улыбается мне:

— Нисколько.

И это я слышу от женщины, говорившей мне «Куда прешь, сучка», если я оказывалась ближе, чем в трех футах от ее кожаной куртки. Если бы я могла представить себе, что такое возможно, то сказала бы, что Морган укрепила Джефу спинной хребет, а Джеф смягчил сердце Морган. Но мне все равно требуется усилие, чтобы мысленно соединить их. Как же, интересно, они познакомились? То есть был ли у них роман? Ходили ли они на свидания? Она что, напивалась, чтобы в алкогольном тумане не чувствовать его запаха и не видеть серу в ушах? Или Джеф все же сначала мылся?

— Вот здесь, — говорит Джеф, пододвигая ко мне через прилавок листок бумаги. Пальцем с превосходным маникюром он постукивает по строчке, где мне надо поставить подпись. — Старому другу лучшее что есть.

Я с удивлением поднимаю на него глаза. Он улыбается мне.

— Спасибо, — отвечаю я.

— Нет, это тебе спасибо. — И это благодарность за то, что я тогда пошла с ним танцевать и не дала ему напиться пуншем, и за мокрый поцелуй на крыльце.

— Не стоит благодарности, — говорю я.

— Не хотите пончик? — спрашивает Морган.

Но Морган в роли хранительницы домашнего очага — это для меня слишком, поэтому я улыбаюсь и отрицательно качаю головой:

— Нет, спасибо. Мне надо ехать.

Кинув сумку на место рядом с водителем, я почти удивлена, что счастливые супруги не смотрят на меня через стекло двери и не машут вслед.

Я начинаю разворачиваться, чтобы выехать на дорогу, которая выведет меня на Чикагское скоростное шоссе, но я помню, что еще мне нужно сделать.

— Прости, что я такая заноза в твоей заднице, — сказала я Джонзу. Я сидела на диване, согревшись после горячего душа, завернутая в одну из его старых фланелевых рубашек и старый вязаный плед, который он купил в магазине подержанных вещей.

Он вынул из микроволновки и протянул мне кружку с куриной лапшой быстрого приготовления.

— Зато с тобой у меня не хватает времени на лень, — сказал он.

Сквозь пар от лапши я бросила на него косой взгляд.

— Заноза в заднице? — переспросил он и описал рукой круг, как бы говоря: «Неужели и это надо объяснять?» — Это что, когда больно сидеть?

— Ладно, ты все понимаешь, — ухмыльнулась я поверх кружки. Она была как две капли воды похожа на ту, что была у меня (и есть до сих пор). Джонз сделал эту пару на уроке керамики в колледже. Кружки были тонкостенные, изысканной формы, а по их поверхности шли складки в форме ветвей дерева. Так получилось, что на Рождество после этого занятия по керамике мы оба были полными банкротами, и он подарил мне одну из этих кружек. А я подарила ему подборку своих стихов. И я до сих пор считаю, что оказалась в выигрыше.