Татьяна Краснова - Девушка с букетом

– Знаю я этих деятелей, – проворчала Варя. – Футуристы со своей религией скорости бегущих собак с десятью ногами рисовали.

– Вот что значит общаться с образованной девушкой, – проговорил Виктор, опускаясь вслед за ней на ковер.

Она прислонилась головой к его плечу:

– Так ты веришь в высшие силы? И что они ответили? Приняли молитву?

– Еще как, ты же пришла, – просто ответил он.

– Пусть я – всего только предмет вознаграждения, пусть кто-то – самодовольно-самовлюбленно-самонадеянный, – начала Варя, – только не езди ты больше, ради бога, на это даже смотреть невозможно!

За стенкой что-то упало, скрипнула кровать.

Варя растерялась:

– Это папа. Неужели проснулся? Ночь же еще… Может, плохо стало?

Они замолчали и прислушались – но и на помощь никто не звал, и тишина не восстанавливалась. Наоборот, раздавались бодрые шаги, открывались то окно, то одежный шкаф, вполголоса заговорило радио. Наконец, папа пошагал на кухню. Наверное, он, как и собирался, лег вчера пораньше и теперь просто выспался.

Варя с Виктором, обнявшись, замерли и продолжали прислушиваться к каждому шороху.

– Чайник ищет. А я его унесла, – шепнула Варя. И добавила, извиняясь: – Надо было идти в «Рог». Сидим тут, как подростки, которых сейчас застукают.

– Варенька, я бы так сидел и сидел, – серьезно ответил Виктор. – Зачем мне этот джаз? Я опять его не замечу.

Он и сидя был настолько выше ее, что Варя говорила ему в плечо, а он отвечал ей в макушку и нагибался еще ниже, к уху, и она опять слышала его всем своим телом. И глаза его, в которые все-таки удавалось заглянуть, казались такими же черными, как у нее, а сердце снова стучало, как после гонок. И хотя шевелиться по-прежнему было нельзя – тонкие стены вибрировали даже от шепота, – Варя чувствовала то же самое: сидеть бы и сидеть.

Нет, это только в романах герои сразу же оказываются на территории, свободной от чьего-либо присутствия, – от роскошного особняка до уютной однокомнатной квартирки! Где ничто не мешает проявлению их чувств! Наличие пожилых, да еще бодрствующих родителей категорически исключается! И только она, Варя, могла выбрать и предложить такой вариант…

И все-таки – сидеть бы вот так и сидеть!

А бросив взгляд за окно, за которым уже начинало светать, она оторопела: ветви клена, росшего за забором, изогнутые, тонкие, серебристые под бледным фонарем, были теми самыми ветвями из альбома! Из картины, которой там не было. Она всматривалась и не верила, но зрительную память не обмануть, заставка из альбома давно в нее впечаталась – это они, серебристые ветви!

– На картину похоже, где ночь и медведь на дереве, да? – проследив за ее взглядом, заметил Виктор. – Я один раз в гостях видел. Хозяин – грузин, и картина грузинская. Как будто детский рисунок, только таинственная такая, ветви серебристые и шерсть на медведе – тоже. Ну, ты-то наверняка знаешь. А художник – как его – о нем еще Пугачева пела «Миллион алых роз»…

– Пиросмани, – механически ответила Варя.

Конечно, когда подсказали, все так просто.

Как ей только раньше не пришло в голову, что картин на свете больше, чем в альбоме? Что искать можно не только у себя под носом? Что в этом мире все – фрагменты общего замысла? И что идти туда, не знаю куда, и искать то, не знаю что, – стоит, потому что находишь еще и приз, посланный теми же высшими силами, и такой, что больше уже ничего не надо.

Они сидели на ковре не шелохнувшись.

Папа энергично путешествовал по дому, умывался, собирался, то и дело перешагивая через баян, и, наконец, щелкнула «собачка» в прихожей.

А Варя с Виктором продолжали смотреть в окно, словно, пошевелившись, спугнули бы эту ночь – которая и сама уже уходила.

Наконец фонари погасли, и обозначились обыкновенные деревья. И вместе с небом светлели глаза Виктора, которые Варя видела уже не вплотную, – ночной гость превращался в будничного человека, который нес в себе то ли привычную печаль, то ли преодоление забот и тягот.

– Твой папа не в Тучково удрал – проверять, как оно там? – все еще негромко спросил он. – Может, нам надо за ним?

– Нет, он на работу, – отозвалась Варя. – Ой, Вить, а как же твоя машина? Мы взяли и ушли! А она там так и осталась?

– Да нет, я брату ключи отдал, он отогнал, наверное… Брат же вчера приехал. – Виктор словно проснулся. – Помнишь, я рассказывал? Старший – умный был детина, занялся бизнесом… Но ему, похоже, надоело в своей Голландии. Говорил, домой хочет… Варенька! Если это так, моя жизнь может перемениться. Он семейное дело возьмет на себя. А просто бросить я же не мог, не на сестру ведь – она бы не потянула. И у нее еще дети маленькие и муж дурак, еле от него отвязались. Ее поддерживать надо, а не переваливать со своей больной головы… А теперь – это же свобода, понимаешь? – И без перехода быстро заговорил: – Я хоть завтра могу развестись. У нас давно все развалилось, уже два года. Давно стало ясно, что не склеишь. Не оформляли только, потому что наплевать обоим… Я раньше все это терпел, а теперь… Ты меня слышишь? Если ты…

Он так же резко замолчал и, схватив Варю за плечи, заглянул ей в лицо – ее губы дрогнули, но ответить она могла одним только счастливым взглядом. Верить Виктору было по-прежнему естественно, легко и разумно, и даже тягостное слово «развод» ничего не изменяло. Виктор улыбнулся в ответ и, продолжая в нее всматриваться, наконец добавил:

– Все получится, да? Я бы так этого хотел… Варенька, а можно я обнаглею? Ну, попрошу, чтобы ты сама мне позвонила – вечером? Давай я тебе прямо в мобильник свой номер запишу, а то бумажки теряются…

Варя машинально достала мобильник из сумочки. А у нее и в мыслях не было, что они теперь могут расстаться, пойти каждый по каким-то своим делам. Как такое возможно? Но ведь действительно начинается новый день – уже другой день…

Виктор подтвердил:

– Светло совсем. Я сейчас пойду, ладно? А ты ложись поспи, ты совсем измучилась и с бомбой, и со мной…

Варя сердито затрясла головой:

– Ничего я не измучилась!

Но он, не глядя на нее, продолжал:

– А потом, если захочешь меня видеть, если вспомнишь все, что я сейчас говорил, – позвони, хорошо? Я услышу твой звонок и пойму, что мне ничего не приснилось и не померещилось.

Варя хотела возмутиться – кто же так прощается! – но помедлила, заметив, что Виктор не поднимает головы. Что же это – нет козырька, чтобы надвинуть его пониже и спрятаться? С какой стати, как можно в ней сомневаться?!

– Варенька!

Виктор сказал это так ласково и грустно, словно опять не знал, чем утешить, и оставалось только подсунуть ей мармеладных лягушек. Теперь он смотрел на нее – смотрел своими понимающими, осенними глазами, словно знающими все наперед – Варя не выносила этот взгляд, уж лучше кепка!