Татьяна Батенёва - Золотая ловушка

— Мария, у меня есть сын, — неохотно начал Берг. — Он очень болен. Мы пробовали все, что только возможно. Ничего не помогло. В Японии мне сказали, что здесь, на острове, в прошлом веке вылечили мальчика, который болел похожей болезнью. Вот почему я приехал. И тебя привез сюда. Я надеялся… — Он опустил голову.

— А… чем твой мальчик болен? — виновато спросила Маша. — На фотографии он такой веселый. Я хочу сказать: не подумаешь, что болен.

— У него прогрессирующая дистрофия мышц, — глухо сказал Берг. — Это генетическая болезнь. Мышцы постепенно умирают, он проживет еще два-три года, а потом…

— Но неужели у вас нет никакого лечения, ведь у вас такая медицина! — возмущенно спросила Маша. — Не может быть, чтобы ничего не было!

— Профессор Намура сказал, что у одного японского принца был сын и у него была похожая болезнь. В тридцатых годах девятнадцатого века его возили сюда на ванны и прижигали мышцы морскими ежами, — отрешенно проговорил Берг. — И еще давали лекарства из трав и ягод, которые здесь растут. Мальчик поправился. Но состав лекарств профессор не знал. Он думал, что эти рецепты могли сохраниться здесь, на Императорских ваннах. Я приехал… Но ты видела, таблички разбиты совсем…

— Бедный ты мой, бедный! — Маша погладила склоненную голову Берга.

Он поймал ее ладонь и уткнулся в нее лицом.

— Мария, я не хочу расстаться с тобой, — глухо проговорил он прямо в ее шершавую ладошку.

Ладони было щекотно, и Маша, улыбаясь, другой рукой погладила его склоненную макушку со смешным хохолком.

— Ты будешь со мной? — Берг поднял лицо, глаза его блестели. — Я никогда не встречал женщины, похожей на тебя…

— А как же твоя жена? — грустно усмехнулась Маша. — Ты ведь, наверное, и ей похожие слова говорил когда-то?

— Немецкие женщины совсем другие, не похожи на русских, — горько проговорил Берг. — Они хотят от мужчины гарантий заранее. Они… как это сказать? Все время считают, что ты можешь, а чего не можешь.

— Ну ладно, ведь был же ты влюблен в свою жену, хоть немного? — Маша не хотела, чтобы разговор становился слишком серьезным. — Встречались, целовались, как все, правда?

— Правда, да, — кивнул Берг. — Она была студентка, а я только приехал из Союза, начал работать. Ходили по кафе, барам, была веселая компания. Потом она сказала: давай поженимся, я согласился — она была веселая, смеялась, шутила.

— Чем она занимается, в смысле кто по профессии? — спросила Маша.

— О, она экономический советник, важная дама, — усмехнулся Берг. — Когда родился Константин, я хотел, чтобы она занималась домом, ребенком, но она сказала, что хочет делать карьера. А когда мы узнали, что он болен… Она почти перестала быть дома — работа, командировки, совещания. Потом я узнал, что у нее есть любовник.

— Если женщина заводит любовника, возникают вопросы к мужу, не так ли? — Маша постаралась, чтобы в этом вопросе не прозвучало ничего личного, но он внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ну да, наверное, я сам виноват, но я думал о сыне, о том, что мы должны быть вместе. Но Барбара сказала, что не может принести себя в жертву случайной ошибке природы…

Маша зажмурилась. Она представила себе маленького мальчика с большими невеселыми глазами, которого мать назвала «случайной ошибкой природы».

— Ну и как вы живете? Как чужие люди?

— Мы редко видимся, я много разъезжаю, она сейчас работает в другом городе и домой приезжает только на уик-энд.

— А как же мальчик? Он все время один?

— У него есть хорошая няня, она, кстати, из русских, то есть из русских немцев. Учителя приходят домой. И мы всегда с ним общаемся через Интернет или по телефону, каждый день, куда бы я ни уехал.

— Он, наверное, много читает? — стараясь сдерживаться, спросила Маша.

— Да, читает и сам пишет, хотя работать на клавиатуре ему становится уже трудно — пальцы не слушаются. Он иногда стучит по клавиатуре носом. Сделал себе такой нос, острый, как у Пиноккио, надевает его на лицо и нажимает на клавиши… — с трудом проговорил Берг.

— Но-сом? — переспросила Маша. Слезы хлынули из ее глаз помимо воли, она всхлипывала и размазывала их по щекам, как пятиклассница, получившая пару.

Берг обнял ее, стал вытирать щеки своим стерильным платком.

Она не поняла, как это случилось — ощутила его губы на своих, его бессвязный шепот у своего уха, его руки на груди… Все улетело куда-то, была только нежность, острые толчки крови в ушах, шелест волн по гальке. Он был большой, сильный, теплый, он был везде — сверху, сбоку, она словно вся растворилась в этом тепле…

— Ма-ша, — услышала она у самой щеки. — Ма-ша, ты удивительная, ты добрая, нежная. Ты смелая, ты настоящая. Если ты не станешь моей женой, я умру, наверное.

— Не умрешь, — сквозь дрему проговорила Маша. — Я тебе умру, попробуй только. Заманил девушку на край света — и умрет он. Живой будешь, как миленький.

— Скажи еще, — попросил все тот же шепот.

— Чего сказать? — Ей все еще не хотелось открывать глаза.

— Как миленький. — В его устах слова звучали совсем не так, как в ее.

Маша засмеялась и открыла глаза. Она лежала, укрытая его спальником, Берг сидел рядом в неизменной белой майке и, низко склонившись, смотрел на нее.

— Отвернись, — нахмурилась Маша. — Я, наверное, как лахудра нечесаная. Отвернись, я оденусь.

Берг послушно вылез из палатки, загремел котелком. Маша быстро оделась, кое-как пригладила волосы, посмотрелась в зеркальце — лицо в него было видно частями, но глаза были счастливые, это точно.

Солнце склонилось над сопкой. Выходит, они проспали чуть не весь день. Маша подошла к ручью, умылась, пригладила волосы. Подошла к Бергу, который сидел на корточках перед костром, тоже присела и потерлась лицом о его спину. Он замер. Но Маша, как ни в чем не бывало, заглянула в котелок.

— Что у нас сегодня на ужин? Я умираю есть хочу, — объявила она. — Каша? Чудесно!

Они поели каши, запили ее крепким чаем с лимонником, погуляли по берегу. Потом залезли в море, нашли среди валунов теплые источники.

Слов не было, все заменили прикосновения, нежное покачивание волн. Они целовались, кувыркались в теплых потоках. Маша не поняла, как и когда они снова оказались в палатке. Знала только, что ни за что не хотела бы, чтобы все это кончилось.

Она заснула на руке Берга, когда уже не могла сопротивляться сну. Второй он крепко прижал ее к себе, как будто защищая от чего-то страшного.

Разбудил Машу звук мотора. Она резко села, и сразу же проснулся Берг. Он хотел что-то сказать, но Маша закрыла ему рот ладонью.

— Тихо! — шепотом сказала она. — Слышишь? Мотор. Лодка?

Они высунулись из-под полога палатки. Слоистые полосы тумана медленно колыхались над бухтой, таяли над морем. Сквозь них пробивались косые лучи восходящего солнца. За туманом чувствовалось какое-то движение, словно темная масса медленно пересекала солнечный свет.