Алина Дворецкая - Сказка о Снежной Королеве

За этими дурацкими мыслями, в заботах о предстоящем на днях Новом Годе Анжелика почти забывала о своем счастье, отвлекаясь на глупые частности, боролась бесконечно с беспокойными мыслями и улаживала конфликты внутри себя. Нужно смириться с тем, что больно сейчас ни в чем не виноватой жене Макса, а должно бы быть больно Кате Потехиной. (Почему Катя не жена Макса? Нет, представить это чудище нелепое рядом с ее совершенным Максом — полная нелепица.) Нужно придумать объяснение для дочки, почему в ближайшем времени ее привычная фамилия будет заменена короткой китайской. Нужно…

Она шла и думала обо всем этом, перескакивая, как заезженная пластинка, мыслями с одного на другое в произвольно непредсказуемом порядке, когда в арке ее дома (почти уже бывшего дома!) дорогу ей преградил невысокий парнишка в слишком легкой, не по погоде, куртке.

— Привет, — сказал незнакомец, нехорошо улыбаясь.

— Здрасьте, — кивнула привыкшая к подобным эксцессам Анжелика (сейчас будет и «девушка, дайте телефончик», и «не лишайте бедного солдата последней надежды на любовь»), но тут глубже, у стены, увидела еще две тени.

— Кажется, ты не поняла ничего, — со вздохом произнес парень, и из двоих отклеившихся от стены теней одна принадлежала тому человеку с родимым пятном, напоминавшему футболиста Бэкхема — когда он еще не брился налысо.

— Чего я не поняла? — почувствовав неладное, спокойно удивилась Анжелика и попыталась отступить, но «Бэкхем» с другом уже заняли нужные позиции.

— Тебя просили сделать аборт, — заученно сказал незнакомец. — Просили?

— Ребята, вы чего? — попыталась вырваться, прорваться, но один схватил за руку, дернул, короткий правильный удар отшвырнул Анжелику к стене, и она, защищая руками самое ценное, что у нее было — лицо, — поняла: бить будут по животу.

…Получасом позже, придя в себя после короткого провала в памяти (серые камни перед глазами, квадрат темного неба где-то сбоку и спереди, в вырезе арки, снег и лед под оцарапанными руками), поднявшись, почистившись, мучительно думая, видел ли кто-нибудь ее валявшейся на асфальте (могли подумать, что пьяная), доплетясь до квартиры и раздевшись, поняла, что то теплое, что стекает по ногам в брюки и носки, — это кровь. Странно-спокойная, лишь чуть возбужденная по сравнению с обычным, без всяких уже глупых левых мыслей, набрала номер «скорой» и вызвала врача.

— Ты себе вызывала? — испуганно блестя глазами, спрашивала беспокойная мама. — Что случилось?

Объяснять было долго и нелепо: нужно было пересказать все несколько последних месяцев ее жизни, с самого начала, со встречи с Ромой начать, чтобы понятно было. Поэтому Анжелика постаралась улыбнуться успокаивающе и сказала просто:

— Кажется, у меня выкидыш начался.

Больше не теряла сознание ни в «скорой», ни в приемном отделении огромной больницы в Озерках, куда ее привезли на ночь глядя через весь город, только ежилась от невозможно острой боли, пока молодая красивая докторша смотрела ее в кресле. И даже удивилась, когда вердиктом осмотра стала страшновато-неудобная фраза «срочно в операционную».

Анжелике хотелось попросить какую-то паузу, отсрочить, чтобы подождали, но это было невозможно, и в белой с цветочками больничной рубашке, в наспех захваченном малиновом материном халате она растерянно стояла посреди операционной, стеснительно думая, куда девать окровавленные тряпки. Ее заставили снять халат и подняться — кажется, опять на кресло, впрочем, Анжелика уже не была полностью уверена, потому что от волнения и возбуждения закружилась голова.

— Не беспокойтесь, это обычная чистка, просто аборт, только нужно сделать срочно, убрать все лишнее, и кровотечение закончится, — успокоила красивая докторша.

Анжелика кивнула. Медсестра перетянула вену жгутом и что-то вколола. Анжелика, чтобы не смотреть на шприц, подняла глаза вверх, к ослепительно белым лампам. Вдруг все закачалось и поплыло, ламп стало невероятно много. В ушах нарастал невозможный шум, белый потолок неумолимо приближался, вот-вот, казалось, взлетающая Анжелика ударится об него лицом… Хотела сказать что-то, возразить, но голоса своего не услышала, он раздваивался, растраивался, превращался в сотню голосов, и все они эхом проваливались куда-то вниз…

Утром во время обхода докторша разрешила Анжелике вставать и велела ходить. Анжелика, которая считала себя больной чуть ли не смертельно, послушно прошаркала влево-вправо по коридору, чуть не потеряв сознание от слабости, и, удовлетворенная, опять завалилась на постель. Память вернулась, но Анжелика не торопилась вытаскивать на свет божий мерзко заляпанное белье своих отношений с Ромой, она отметала все, даже случайные, мысли о нем, старалась не думать ни о чем, что было связано с Ромой. Поэтому и не сразу вспомнила о сотовом, который взяла с собой в больницу и который сейчас валялся в тумбочке. Едва включила его, раздался звонок.

— Але, — сказала Анжелика недовольно.

— Привет, — и сердце дрогнуло — это был Макс! Ее Макс. — Ты где? — кричал он в трубку.

— Я? — растерялась Анжелика. Рассказывать и объяснять все было безумно долго, да к тому же всеслышащие уши соседки по палате…

— Я звонил, у тебя телефон был выключен! — кричал прямо в ухо взволнованный Макс. — Я попытался твоей маме звонить, а она сказала, что вроде бы тебе стало плохо и ты поехала в больницу, чтобы я позвонил тебе на трубку и ты мне все расскажешь… Ты где?

— Я? — тупо повторила Анжелика. И вдруг поняла, что не расскажет ему ничего, не будет вызывать жалость к себе и обременять лишними проблемами. Она сильная. Она переживет все это сама. А для Макса — у нее просто случился выкидыш. Все к лучшему, в конце концов.

— У тебя все хорошо? — продолжал волноваться голос в трубке.

В его словах было столько скрытой нежности, что Анжелика вдруг заплакала. Настоящие слезы текли по ее щекам (хорошо, что Макс не видел!), но она взяла себя в руки и сказала спокойно, стараясь не делать больших пауз между словами:

— Все хорошо… Да. Уже все хорошо…

На самом деле. На самом деле все было хорошо, она так чувствовала. Все к лучшему, — говорила себе Анжелика, поедая больничный плов из перловки с тушенкой. Она была даже благодарна этим извергам из подворотни. Ведь теперь ничто не связывало ее с Ромой, ничто не связывало ее с прошлым, и она могла с чистой совестью начинать новую жизнь с Максом. Новую жизнь, не обремененную случайными сожалениями и ненужными проблемами… новую жизнь.

А Роме она отомстит потом как-нибудь… или его жене… может быть. Мысль о мести плотно засела в Анжеликиной голове, но какой может быть эта месть — она не знала. Она хотела, чтобы Катя Потехина пережила нечто подобное тому, что пережила она сама… такую же боль… что-то сходное… «Если есть Бог, — думала Анжелика, — он накажет ее. Обязательно накажет ее».