Джудит Крэнц - Пока мы не встретимся вновь

— Не знаю, — медленно проговорила Ева, затем мягко накрыла руку Алена ладонью. — Действительно, не знаю. Но у тебя гораздо больше жизненного опыта, чем у меня. Поэтому, если ты называешь это дружбой, значит, так оно и есть.

— Не надо! — вскрикнул Ален, отдергивая руку.

— Что «не надо»? — шепотом спросила Ева.

— Боже мой, ты хуже самой распроклятой шлюхи, когда-либо рождавшейся на свет! — Он схватил руку Евы. — Вот! Прикоснись к моей груди! Чувствуешь, как бьется сердце? Думаешь, оно всегда так бьется? Ты считаешь, что можешь прикасаться ко мне, когда тебе вздумается, а я не могу даже поцеловать тебя?

— Я… позволила бы тебе поцеловать себя, — протянула Ева, — но ты ни разу не попытался.

— Конечно, я не пытался поцеловать тебя. Да можно ли поцеловать девушку, которая сидит, сложив руки на груди и спрятав ладони под мышками, и так крепко сжимает ноги, что их не разжать и ломом, а колени сдвигает так, словно на нее собираются напасть!

По щекам Евы покатились слезы, но она не осмелилась смахнуть их. Ах, как колотится его сердце, словно пойманная птица! Неужели он так рассердился, что не простит ее, подумала девушка. Еве казалось, что ее сердце тоже готово выскочить из груди и разбиться вдребезги. Она вдруг стремительно придвинулась к Алену, положила руки ему на плечи, наклонилась вперед и прижалась губами к его губам. Затем отпрянула, заметив официанта, проходившего мимо их столика и тактично отвернувшегося. Это заставило Еву вспомнить, что они не одни; кроме того, сидящие за соседними столиками наблюдали за ними с нескрываемым интересом. Девушка помертвела.

— Ева, пойдем, — сказал Ален, положив на стол деньги и подхватывая ее под локоть. Тарелки с изысканным ужином остались нетронутыми. Ева, не возражая, позволила Алену вывести себя на людную улицу. Жители Дижона наслаждались вечерней прохладой, но Ева их не замечала, зачарованная первым в жизни поцелуем. Все прежнее вдруг поблекло, отошло в прошлое. Еву вновь охватило физическое желание, чреватое теми опасностями, которых она столь счастливо избежала в первый вечер знакомства с Аленом.

От двух бокалов крепкого красного вина, выпитого на пустой желудок, у Евы сильно закружилась голова: улица показалась ей зыбкой и призрачной, похожей на театральную декорацию, а люди — на бесплотных фантомов.

— Я хочу еще раз поцеловать тебя, — услышала она свой собственный голос. — Я хочу… хочу…

— Не надо, сейчас это невозможно, — оборвал ее Ален. — Мы у всех на виду. Здесь негде уединиться. Пойдем ко мне в пансион. Это недалеко отсюда. У меня две вполне сносные комнаты.

Ева молча кивнула. В эту секунду она подумала, что сказали бы ее мать, тетка или Луиза, прочитав ее мысли. «Я вступаю на неизведанный путь», — решила Ева и, позабыв обо всем, заторопилась вместе с Аленом к театральному пансиону, где поселились артисты мюзик-холла.

Вторая комната, которую дали Алену как звезде гастрольной труппы, была заставлена тяжелой викторианской мебелью, обтянутой темно-красным плюшем. Ева, словно повинуясь безмолвной просьбе Алена, села на длинную и широкую софу. Она испытывала смешанные чувства: падение, страх, восторг, головокружение и слабость от любопытства и предчувствия того, что должно произойти.

Ален бросил в угол свое канотье и снял пиджак. Охваченный желанием, он все же наблюдал за девушкой с неослабевающим интересом. Ева так и не сняла перчатки, которые машинально надела, выходя из кафе. Опустившись на софу рядом с Евой и заглянув ей в глаза, он увидел в них за неприкрытым ужасом отчаянную бесшабашность, которая и завела ее так далеко.

Ален быстро снял с нее шляпку, вынул шпильки из волос, и они рассыпались по плечам. Потом он стянул с нее перчатки и тут же расстегнул верхние пуговицы блузки. Ева не издала ни звука, когда Ален наклонился и снял с нее остроносые башмачки на высоких каблуках, не сказала ни слова, когда он обнял ее и притянул к себе. Если бы не участившееся дыхание Евы, он подумал бы, что безразличен ей.

Но это было лишь до того момента, пока он не поцеловал ее. Пылкость невинности, с какой Ева ответила на его поцелуй, повергла Алена в шок. Плотно сжатые губы, сильно прижавшиеся к его губам, были страстными и ищущими. Не было сомнений, что она жаждет поцелуев, но умеет целоваться только по-детски. Руки Евы стиснули голову Алена, не давая ему прервать поцелуй, веки были плотно сжаты. Оба замерли в неустойчивом положении на плюшевой софе, рискуя при малейшем движении свалиться на пол.

— Погоди, — прошептал Ален. Когда Ева неохотно оторвала от него свои губы, он мягко разжал ее руки и слегка откинулся назад. — Ева, посмотри на меня.

Ева быстро взглянула на него, горя желанием снова прильнуть к нему губами, закрыть глаза и полностью отдаться новым ощущениям. Прикосновения его губ, твердых и полных, нежных и требовательных, пробудили в ней еще неизведанные чувства.

— Я хочу научить тебя целоваться, — пробормотал Ален.

Пальцем правой руки Ален провел по губам Евы так сосредоточенно и тщательно, словно это был не палец, а карандаш, а сам он создавал совершенный рисунок. Затем он стал водить пальцем между губами девушки, не пытаясь их раздвинуть, но ласково надавливая то на нижнюю, то на верхнюю, пока они не стали мягче.

— Теперь замри, — сказал Ален, наклоняясь к Еве, и повторил кончиком языка пройденный пальцем путь. После того как он трижды обвел языком губы девушки, она начала задыхаться, но руки Алена держали ее так крепко, что Ева не могла пошевельнуться. Затем все так же кончиком языка Ален стал томно водить по поверхности ее губ. Наконец он почувствовал, что для него открылась влажная глубина ее рта. Теперь, когда это произошло, он снова начал целовать ее, вкладывая в каждый поцелуй весь свой сексуальный опыт. Когда девушка лихорадочно забилась в объятиях Алена от столь знакомого ему нетерпения, он вновь воспользовался языком — нежно, почти украдкой. Ален проник в ее рот быстро и легко, но Ева почувствовала такое пронзительное наслаждение, что вскрикнула от восторга.

— Дай и мне почувствовать твой язык, — попросил Ален.

— Я не могу, не могу этого сделать!

— Нет, можешь! Всего один раз. Смотри, я покажу тебе, как это делается, — настойчиво сказал он и снова проник к ней в рот языком, медленно и осторожно, то убирая, то снова толкая его вперед, пока не почувствовал робкую дрожь — верный признак того, что Ева решила выполнить его просьбу. Однако Ален сделал вид, что ничего не заметил. Легкое прикосновение языка Евы повторилось, на этот раз более смелое, но он опять ничего не предпринял. Когда же Ева в третий раз проникла языком в его рот, он пылко ответил на ее поцелуй.

Он не мог насытиться, но все еще сдерживался. «Только ее губы, только ее язык, сначала только это», — твердил он себе, чувствуя, что перестает владеть собой, и напрягая волю. Постепенно он заставил себя оторваться от Евы, одурманенной страстью, хотя и не понимающей, что такое страсть, обуреваемой вожделением, хотя и не знающей, что такое вожделение, жаждущей близости, хотя и не представляющей себе, что это за близость.