Валентина Седлова - Хэллоуин по-русски, или Купе на троих

Полина впервые за весь день нахмурилась.

— Ну, на самом деле не все так хорошо, как я тебе тут расписала. У козла моего новое поветрие, ему теперь кажется, что приятели и деловые партнеры безмерно его зауважают, если он себе целый гарем из любовниц заведет. Я кой-какие справки навела, выяснила, что он уже с тремя бабами сразу встречается, не считая меня. Сама понимаешь, такой расклад меня ни капельки не устраивает. Он и так не особо щедрый был, я у него вшивый ноутбук целых два месяца в подарок клянчила, а тут, чувствую, он на мои нужды окончательно забьет. Его нынче на свежачок тянет, а я уже отработанный материал. Эх, вот ведь не везет так не везет! — Полина тяжело вздохнула. — И вот, иду по улице, думаю, как мне дальше с этим нафталиновым Казановой быть, а тут ты навстречу! Меня тут же изнутри словно кольнуло, и я поняла: вот оно! Надо перебираться в Москву! Я в столице уж заведомо лучше устроюсь, чем в нашем захолустье! Тут ведь по вечерам делать нечего, в ночных клубах одно и то же, такая скукотища, аж с души воротит!

— А где ты в Москве жить собираешься? — осторожно поинтересовалась Сашка, с мрачной уверенностью предчувствуя, какой будет ответ.

— Как где? Ну, первое время у тебя потусуюсь, а потом…

— Не пойдет! — тут же возразила Сашка. — Моя квартирная хозяйка гостей не любит. Кроме того, когда я у нее комнату снимала, то отдельно обговаривала, что, кроме меня, там никто жить не будет. За это она мне солидную скидку дает. Уж извини, но я тебя к себе не пущу.

— Санечка, так это же всего на одну ночь, ну две максимум! — защебетала Полина. — А потом я найду себе жилье, обещаю!

— Полька, ты глухая или как? Ни на ночь, ни на полночи — никак! Я перед своей квартирной хозяйкой оправдываться не собираюсь!

— Да поговорю я с твоей хозяйкой, успокойся! Что ты вечно из-за всякой ерунды так беспокоишься? — пожала плечиками Полина и отвернулась.

Сашка почувствовала, как внутри ее все закипает от плохо сдерживаемого гнева. Вот ведь верно говорят, что простота хуже воровства! И как теперь втемяшить этой назойливой барышне, что она ее и на порог не пустит? Насчет квартирной хозяйки Сашка, конечно, слегка преувеличила: комнату она нынче снимала у весьма милой бабульки, вся радость которой, чтоб ей продукты прямо домой принесли и ей не пришлось на больных ногах по магазинам таскаться. Выгонять ее гостей бабуля, конечно же, не будет, но наличие в квартире громогласной неряхи Полины старушку сильно напряжет…

— Значит, так. Слушай меня внимательно, потому что дважды повторять не буду. Я тебе ничем не обязана — это раз. И то, что ты навязалась ко мне в попутчицы, ничего не значит. На вокзале мы распрощаемся и пойдем каждая своей дорогой. Если ты надеешься, что я выступлю для тебя в роли гида по столичной жизни, то сильно заблуждаешься. Я крайне занята, и у меня нет на это ни времени, ни желания, что характерно. Тебе все ясно?

— Санечка, золотце, но, кроме тебя, мне и обратиться-то не к кому! — На безупречно напудренную щеку Полины спрыгнула слезинка. — Одна, в огромном чужом городе, это же так страшно! Мне ведь нужно всего-то ничего — просто дружеская поддержка, не более! Обещаю, я буду вести себя как мышка! Тихо-тихо туда-сюда, твоя хозяйка ничего и не услышит! Чуть-чуть освоюсь и немедленно съеду от тебя, клянусь!

Но Сашку на подобные трюки было не так-то легко поймать. Работа торговым представителем крупной компании многому ее научила, в том числе и в плане личного общения, ведь от назойливых и морально нечистоплотных клиентов никуда не денешься, приходится порой жестко и последовательно отстаивать свою позицию. Именно так она и собиралась поступить с Полиной:

— Позволь спросить, о чем ты думала, когда приняла решение тащиться за мной в Москву? Я не давала тебе никаких обещаний, что помогу устроиться по приезде. И прошу, вот не надо слез, хорошо? Только макияж напрасно испортишь. На жалость меня не пробить, уж извини. И задабривать меня тоже не надо, впрочем, как и сюсюкать со мной. Прости, но я тебе ничем не обязана!

— Но мы же землячки, да еще и одноклассницы! — предприняла Полина отчаянную попытку «дожать» несговорчивую Сашку.

— И что с того? Помимо тебя, у меня в земляках еще несколько сот тысяч человек числится, выходит, я им всем помогать должна, если им вдруг приспичит в столицу мигрировать?

— Но как же… я думала… в память о нашем детстве… — Полина смотрела на Сашку с такой отчаянной мольбой в глазах, что если бы буквально пару минут назад та не выслушала циничный рассказ о неудавшейся женитьбе на «спонсоре», ее сердце наверняка бы дрогнуло.

— Нет, — подытожила Сашка и, отгородившись от Полины книгой как щитом, в один глоток выпила остаток остывшего чая, показавшегося ей вдруг абсолютно безвкусным и отдающим вениками.

До следующей станции они ехали молча. Надувшаяся Полина вовсю демонстрировала, как глубоко она оскорблена в лучших чувствах, и изредка принималась всхлипывать в расчете на то, что Сашка сменит гнев на милость. Сашка же, делая вид, что по уши увлечена книгой, грустно размышляла над тем, как удивительны бывают порой жизненные параллели. Между ее старшей сестрой и Полиной на первый взгляд нет ничего общего. Первая — умница, отличница, послушная дочь и примерная подчиненная. Вторая — легкомысленная и пустоголовая красотка, сердце которой начинает учащенно биться при виде шмоток с лейблами модных торговых марок. Но и та, и другая одинаково потребительски относятся к мужчинам, и даже не осознают, насколько уродливо и гадко это выглядит со стороны. Обе считают, что раз мужчина обратил на них внимание, он уже им обязан, а значит — даешь дачи, машины, красивые шмотки и курорты. Переспав с ним хотя бы единый раз, они свято уверены, что отдали «самое дорогое, что у них только было». И требуют немедленной оплаты услуг. Куда ни взгляни, кругом одна проституция, если не де-факто, то в мозгах — точно. Но в отличие от Ксении Полина хотя бы актерскими данными обладает, да и за внешностью своей следит о-го-го. Впрочем, вряд ли ей это сильно поможет: если так подумать, то кому нужна тухлятина в красивом фантике?

Поезд заскрежетал, затем дернулся и остановился. Сашка выглянула в окно. Станция, и большая. Значит, не меньше трех-четырех минут стоять. Сходить, что ли, купить себе у перронных торговцев какой-нибудь нехитрой снеди в дорогу? Да что-то аппетит пропал, ни капельки есть не хочется. Ладно, это не последняя остановка на пути, если проголодается — всегда успеет разжиться едой или на худой конец в вагон-ресторан сходит.

Пока Сашка размышляла, выйти ей на перрон и размяться или нет, Полина проскользнула к выходу. Мелькнула у ларьков ее яркая белая куртка и юбчонка из разряда «широкий пояс», вызвав у Сашки минутное раздражение. Вот ведь принесла ее нелегкая! А в итоге настроение, и так в меру минорное, окончательно испорчено. Хоть и знаешь, что трижды права, когда отделываешься от этакой нахалки, а все равно на душе неприятно, словно ботинком в дерьмо вляпался. И как только такие люди, как Полина, находят людей, которым можно сесть на шею? Ведь манипулятор, надо признать, она превосходный, без мыла в любую щель пролезет, даже Сашка поначалу под ее натиском слабину дала! А все остатки воспитания, черт его дери! Нельзя хамить людям, нельзя отказываться, когда тебя просят о помощи, — и так далее в том же духе. А Полина и иже с ней как раз на порядочности окружающих и паразитируют. И более того, Сашку здорово спасло то, что хоть внутри ее все кипело и бурлило от эмоций, отказывала она Полине спокойно и буднично, словно между делом. Ведь эмоции, причем любые эмоции, для манипуляторов все равно что рычаг, который легко обратить против его же владельца, а нет эмоций — нет и рычага.