Майк Гейл - Ужин вдвоём

— Очень мило с твоей стороны. Но ты точно не обиделась, что я подарил деньги?

— Конечно, нет!

— Только не трать все сразу, — предупреждаю я. — Отдай их маме на хранение и бери у нее понемножку. Если будешь ходить по улице со ста сорока фунтами в кармане, можешь угодить в какую-нибудь переделку.

— Ладно, ладно! — отвечает она. — Ой, сколько я теперь всего куплю! Например… что-нибудь для тебя. Подожди, вот будет у тебя день рождения — я тебе что-нибудь такое подарю!

Придя домой, застаю Иззи в гостиной. Она взяла работу на дом: вокруг разбросаны журнальные номера, папки, записки, исписанные листы, на краешке кофейного столика опасно балансирует ноутбук. Услышав мои шаги, она не поднимает головы и продолжает рыться в бумагах. Дает понять, что ей все равно, здесь я или нет — хотя это совсем не так. Хочет, чтобы мне стало еще паршивее.

— Как ты? — спрашиваю я. — На работе все хорошо?

Иззи бросает на меня короткий взгляд и снова отворачивается.

— Нормально, — отвечает она. — А у тебя как?

— Как обычно. Ничего особенного.

— Кто бы сомневался!

Эти три коротких слова говорят мне об очень многом. Как я ни стараюсь проявлять терпение и понимание, этого недостаточно. Иззи так и не примирилась с существованием Николы. И, похоже, не примирится никогда. Мысли о Николе грызут и точат ее изнутри — и я тому виной. Ее мучения на моей совести.

— Знаешь, может быть, мне лучше переехать, — тихо говорю я.

— Вот так-так! — фыркает она. — Значит, не придумал ничего лучше, как сбежать?

Слова ее, тон, выражение лица — все говорит мне, что Иззи жаждет затеять ссору.

— Бежать я не собираюсь, — спокойно отвечаю я. — Но судя по всему, если я не уйду, от нашего брака мало что останется.

Она набирает воздуху в грудь, словно хочет заговорить, но прикусывает губу и молчит. Я понимаю, что с ней происходит. Гнев ее испарился: теперь Иззи чувствует тоже, что и я — страх. Одним расставанием делу не поможешь: сколько бы мы ни прожили раздельно, наша проблема никуда не денется. Никола по-прежнему останется моей дочерью от другой женщины. И если Иззи не сможет с этим смириться — что же нас ждет?

Я пытаюсь представить, что мы расходимся навсегда. Три года семейной жизни, шесть лет, проведенных вместе, — все летит к черту. Мы клялись быть вместе, пока смерть не разлучит нас, а теперь остаемся вместе, пока хватает сил притворяться друг перед другом и перед самими собой.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — говорит она наконец.

— Знаю, — отвечаю я. — Я тоже не хочу. Но придется.

— Куда?

— Что «куда»?

— Куда ты пойдешь? Я не смогу жить спокойно, если не буду знать, где ты.

— Не знаю. Можно пожить немного у родителей, — предполагаю я.

— Не надо! — умоляет она. — Пожалуйста, не надо! Не стоит им знать, что с нами творится… во что мы превратили свою жизнь.

— Послушай, волноваться тебе не о чем. Поживу у кого-нибудь из друзей. Хотя бы у Фила Кларка. Фил Кларк — специалист по связям с общественностью, мой друг времен работы в «Громком звуке». Из тех друзей, с которыми можно несколько месяцев не общаться, а потом позвонить и спросить: «Старик, можно я сегодня у тебя переночую?» А он ответит: «О чем разговор!»

— Не выйдет, — слабо улыбнувшись, отвечает она. — Ты что, забыл? Он живет в Нью-Кроссе, а Нью-Кросс — район чертовски опасный.

Я улыбаюсь. В самом деле, чтобы успокоить Иззи, надо придумать что-нибудь получше.

— Может быть, тебе пожить у Дженни? — предлагает она. — Я позвоню ей и все улажу.

— А ей это будет удобно? Я хочу сказать… думаешь, она уже оправилась после разрыва с Тревором?

Иззи молчит. Я понимаю: она потрясена напоминанием о том, как легко рушатся семьи наших друзей, и тем, что наша может стать следующей.

— Есть еще Фрэн в Брикстоне, — говорю я. — Сейчас ей позвоню.

Иззи кивает: решено. Опасный риф пройден: мы вновь стали обычной любящей парой. Если не вспоминать о том, что я ухожу из дому, а жена мне помогает. Я звоню Фрэн, и она говорит, что для друзей ее дом всегда открыт. Я собираю сумку: шмотки на несколько дней, десяток компакт-дисков, — забрасываю ее на заднее сиденье машины, и тут Иззи начинает плакать.

— Это к лучшему, — говорю я ей.

— Знаю, — отвечает она. — Знаю, просто… Это так тяжело. Вот и все.

— Тебе нужно время.

— Оно нам обоим нужно. Но что, если ты решишь не возвращаться?

— Такого быть не может.

— Но все-таки…

— Не может и все, — твердо отвечаю я.

— И сколько тебя не будет?

— Не знаю.

— Я буду скучать, — говорит она.

— Послушай, — говорю я ей, — ведь есть телефон.

— Но мне нужно тебя видеть. Нам обоим нужно видеть друг друга… Вот так люди и расходятся, Дейв, вот так и становятся друг другу чужими. Все начинается с расставания. Пожалуйста, Дейв, я не хочу, чтобы это случилось с нами!

— Мы и встречаться будем. Например, вместе ужинать… или еще что-нибудь. И еще будем разговаривать. О том, что с нами происходит и как нам выбраться из этой ямы. Но ты же сама понимаешь: если мы и дальше будем жить вот так, то еще немного — и нас уже ничто не спасет.

— Значит, мы все-таки расходимся? — спрашивает она.

— Нет, — отвечаю я.

— А что же мы делаем? — спрашивает она.

— Не знаю, — отвечаю я. — Наверное, то единственное, что нам остается.

В следующие несколько недель я встречаюсь с Николой каждую неделю, а порой и чаще. Мы с ней снова обходим все наши любимые рестораны — от «Макдональдса» и «Бургер Кинга» до «Пицца-Хат» и «Белла Паста». Порой ходим в кино, порой смотрим телевизор у нее дома. Но по-прежнему Никола больше всего любит сидеть на пассажирском сиденье моего «Мерседеса» с поднятым верхом и слушать музыку. С Иззи я тоже встречаюсь раз в неделю: мы ужинаем вместе и пытаемся решить, что же нам теперь делать.

Неделя первая: вторник, вечер, ресторан «Спига» на Уордор-стрит

Закуска

Восемь часов: Иззи приехала в ресторан прямо с работы. На ней широкие серые брюки, белая блузка с тремя расстегнутыми пуговками и джинсовый пиджак. Волосы зачесаны назад. Если в двух словах — выглядит потрясающе.

— Как ты? — осторожно спрашивает она.

— Нормально, — отвечаю я. — А ты?

— Бывало и получше.

— А выглядишь замечательно, — говорю я.

— Мне тебя не хватает, — говорит она.

— Мне тебя тоже.

Долгое молчание.

— Как ты устроился у Фрэн? — спрашивает она.

— Сплю на диване. Вполне удобный… для дивана, конечно.

— А как твоя «Музыкальная афиша»?

— Нормально, — отвечаю я, — но не думаю, что задержусь там надолго. У меня хорошая новость.

— Какая?

— Помнишь старину Ника, редактора «Громкого звука»? Так вот, он позвонил вчера и сказал, что снова работает в «БДП», разрабатывает концепцию нового журнала. Хочет со мной пообщаться на эту тему.