Елена Лагутина - Экспедиция в любовь

А когда Мишка был в армии, умерла бабушка, и теперь он считал, что остался один. Мать его наконец-то вышла замуж после многолетних попыток и уехала с мужем-военным в гарнизон под Читой, не балуя сына ни письмами, ни звонками. Правда, через год они вернулись в родной город, но жить с ними вместе Михаилу не слишком-то нравилось. Поэтому он так дорожил этой атмосферой любящей, благополучной семьи, в которой оказался после того, как женился на Маше.

Он с удовольствием ездил с Машкиными родителями на дачу, по производительности вполне заменяя мини-трактор. Правда, это было только весной и осенью, потому что Мишка как-никак был геологом. Он очень переживал, что на лето ему приходится расставаться с любимой женой, но работать вместе они не могли — слишком разные были у них специальности, и в одной экспедиции делать им было нечего.

— Зря ты, Мишка, переживаешь, — старалась утешить его Маша. — Во всем плохом надо находить хорошие стороны. Ну не видимся мы с тобой летом, зато долго друг другу не надоедим. У нас с тобой, дурачок, каждый год медовый месяц, разве не здорово?

— Ага, — буркнул тогда Мишка, которого Маша провожала на вокзал. — Только вот я всегда боюсь, что с тобой что-то может случиться, если ты не у меня на глазах. Маруська, обещай, что будешь очень-очень осторожна. И пиши почаще, хорошо?

Дожди зарядили почти на целую неделю. Хорошо еще, что с перерывами и не слишком сильные. После месяца непрерывных маршрутов и изнуряющей жары было так хорошо засыпать в прохладе, натянув на себя одеяло, и не мучиться в раскалившейся за день под безжалостным солнцем палатке. Спасение давала только река, но нельзя же спать в воде.

Теперь, в дождливую погоду, каждый день после завтрака геологи и студенты собирались в камералке и, рассевшись за длинным столом, таким же как и в столовой, сосредоточенно занимались систематизацией и обработкой полевых записей. Студентам, конечно, особо доверять в этой работе не приходилось, все-таки по этим данным впоследствии должна была составляться геологическая карта региона, и никому не хотелось, чтобы, судя по данным этой карты, посреди степи обнаружилась какая-нибудь точка, по всем параметрам схожая с крупным нефтяным пластом или алмазным месторождением. А такое вполне могло случиться, если использовать при работе над картой ошибочные данные.

Казусы в работе молодых ребят случались постоянно. Вот и сейчас Татьяна, внимательно просматривая полевой дневник Леночки, неожиданно хихикнула, а потом подозвала ее довольно суровым тоном:

— Лена! Иди-ка сюда.

— Да?

— Это что за любопытное описание у тебя? Прочти, ты ничего странного не замечаешь? Вот отсюда, с этой строчки…

Леночка быстро пробежала глазами собственные записи и с ангельским личиком уставилась на Татьяну:

— Не знаю, Татьяна Юрьевна… Вроде все нормально.

Тут уже Танька начала сердиться не на шутку. Смешливая и легкомысленная, она любила свою работу и относилась к ней серьезно.

— Ну если ты сама не можешь понять, в чем дело, тогда читай вслух, пусть ребята тебе подскажут.

— Пожалуйста! — передернула плечиками Леночка и начала бубнить: — В нижней части обнажения находятся выходы песчаника…

— Нет, в конце страницы, — нетерпеливо перебила ее Татьяна.

— …наблюдаются тонкие прослойки глины цвета того платья, в котором я была вчера…

Тут голос Леночки совершенно утонул в дружном хохоте студентов. Геологи тоже смеялись, но сдержаннее — им приходилось за время своей работы читать и не такие вещи.

— Лена, ты, когда будешь отчет по практике сдавать, не забудь образец ткани приложить, — посоветовала раздраженной девушке Татьяна.

Леночка явно хотела ей нагрубить в ответ, но совладала с собой и молча потупила глазки, всем своим видом демонстрируя признание ошибки.

После обеда, когда все разбрелись по палаткам, Маша, удобно устроившись в Танькиной палатке на спальнике, сложенном на полу в виде кресла (для этого использовались хитрые деревянные подпорки, придуманные умельцем Пашей), спросила подругу:

— Тань, ну зачем ты так с этой дурочкой? Что, одна она у нас такая, мало ли студенты глупостей делают? Помнишь, как в прошлом году, когда этот… ну, как его… ушастенький такой, на Чебурашку похож… Ну, помнишь, как он при определении координат точки в качестве ориентира стадо коров указал? Чем, собственно говоря, наша Леночка его лучше или хуже? Кроме того, ты сама же говорила, что она вредная и обидчивая.

— Терпеть не могу таких недоумков! — отрезала Татьяна. — Она не первая у нас такая, прекрасно помнишь. Прется такая кукла в геологию только потому, что у нас мужиков много и мужа себе подцепить легче. И ведь работать потом будет, а кому-нибудь за ее ошибки отдуваться придется.

— Может, ей самой и придется.

— Вот уж нет! Такие всегда сухими из воды выходят. Она же скользкая, как намыленная. Ладно, черт с ней, практика закончится, и прощай, девочка. Ты вот лучше, Машка, скажи, как там твои поживают? Вроде как ты вчера от Михаила опять письмо получила?

— Получила, — нехотя ответила Маша.

— Ну и что?

— Да ничего… Все по-старому. А что может быть-то?

— Ну, не знаю. А ты на предыдущее письмо его ответила?

Маша недовольно прищурилась. Почему-то ее раздражали эти расспросы подруги.

— Татьяна, ты что, контролировать меня взялась? Таня не ответила. Взяв со столика пачку сигарет, она молча вылезла на «крыльцо» и уселась на досках настила, отгоняя дымом немногочисленных комариков. Посидев молча несколько минут, она серьезно произнесла:

— У тебя, Маш, явно кризис жанра наступил. Тебе нужно что-то в жизни менять. Или, во всяком случае, нужны какие-то новые впечатления.

Маша неожиданно для себя ответила:

— Ты знаешь, как ни странно, у меня такое же ощущение. Сама не пойму, что со мной творится. Вроде все в порядке, и работа по душе, и в семье все отлично, а я как будто пятый угол потеряла. Только, Танька, ты меня сейчас не тормоши и не лезь со своими дурацкими советами по поводу обзаведения любовником, да еще и не одним.

— Да, подруга… — неодобрительно протянула Татьяна, возвращаясь в палатку и плюхаясь на раскладушку так, что пружины не скрипнули, а взвизгнули. — Похоже, у тебя все еще серьезнее, чем мне казалось. Ну ладно, ладно, не хмурься, морщины будут. Не лезу я к тебе!

В общем, как Маша ни устала от маршрутов, неделя пребывания в базовом лагере показалась ей длинной, нудной и никчемной. Как только погода немного наладилась, она отправилась к Рузаеву. Тот, как обычно, восседал на складном стульчике возле своей палатки, почти полностью спрятавшейся в густых зарослях на самом краю лагеря, и сосредоточенно возился с какой-то заковыристой корягой. Таких же коряг, самого разного размера и формы, вокруг было сложено еще множество. Рузаев обожал возиться с ними, и было удивительно видеть, что его руки способны сотворить из ничем не примечательного куска дерева.