Елена Лагутина - Экспедиция в любовь

— Иннокентий Ильич, — пыталась протестовать Маша, — да ведь это совершенно нелепо. Не мог он попасть в другую упаковку!

Правда, сопротивлялась она недолго. Слабая надежда на то, что удастся вновь обрести драгоценную находку, вновь зажглась под влиянием энтузиазма ее руководителя.

— Идемте в хранилище! И немедленно, немедленно! — вскричал Скворцов, хватая Машу за руку и увлекая ее за собой.

Однако двухдневные поиски, как и следовало ожидать, не дали никакого результата. Сидя за своим поцарапанным столом, Скворцов, по старой экспедиционной привычке отхлебывая крепчайший горячий чай из старенькой кружки, настойчиво убеждал Машу:

— Дорогая моя, вы не должны опускать руки. Предположим, что находка была всего одна — та, которую вы привезли. Так ведь и этого вполне достаточно! Ну конечно, работа будет более трудоемкой, препарировать этот череп будет весьма затруднительно, да и восстановить его полностью вряд ли удастся. Но и это не беда. Я твердо убежден в том, что это — новый вид, и вам придется просто потратить больше времени на доказательство этого.

Маша была полностью согласна с профессором и утвердительно кивала. А тот продолжал кипятиться:

— Ведь это прекрасно вписывается в вашу классификацию! Машенька, убежден, что при наличии такого подтверждения, такого уникального материала победа в конкурсе вам обеспечена! А какое это приобретение для науки! Немедленно, немедленно начинайте работу!

Маша и сама хотела поскорее приступить к изучению своей находки. Она, как и Скворцов, была уверена в том, что ей посчастливилось обнаружить доселе неизвестный вид древней амфибии, и, если ей удастся это доказать, ее классификация станет гораздо более убедительной и веской.

В самом начале, когда только стало известно о конкурсе, Машу захватила сама идея, научные перспективы, возможность поработать с лучшими зарубежными специалистами и приобрести кое-какое необходимое оборудование для лаборатории. Но верилось в это с трудом. Теперь, когда шансы на победу в конкурсе, и без того немалые, еще возросли, она уже целенаправленно стала стремиться к тому, чтобы выиграть его.

Маша сама себе не признавалась в этом, но, кроме научного, ею двигали и личные интересы. Обстановка дома оставалась довольно напряженной и, хотя она старалась не обращать на это внимания, все равно давила на нее. Теперь ей уже хотелось уехать на год в Эдинбург — попросту говоря, сбежать от непонятных семейных проблем.

Она целыми днями пропадала в институте, возвращалась домой уставшая, а Мишка даже не пытался выяснить, как идут ее дела. А возня с исследуемым образцом оказалась более долгой, чем сначала представлялось и Маше, и профессору Скворцову, и она уже начинала бояться, что не успеет завершить ее до последнего срока отправки материалов на конкурс.

Ей хотелось поделиться с мужем своими проблемами и опасениями, однако после первых же попыток прекратила эти разговоры. Он реагировал на ее слова так же равнодушно, как и в первый день после ее возвращения. Точнее сказать, никак не реагировал. А по выходным, когда Маша оставалась дома с дочкой, постоянно куда-то уходил. Конечно, любопытная Ксения каждый раз спрашивала отца:

— Пап, а ты куда?

— На работу, котенок.

— Так сегодня же воскресенье!

— Что ж поделаешь, работы много.

Ксюша отставать не собиралась:

— Пап, а я хочу в парке на карусели покататься. Пойдем, а?

— Не могу, котенок. Сходишь с мамой.

Маша не спрашивала мужа о его работе и о том, почему ему так необходимо все выходные проводить у себя в институте. Она знала, что он ответит ей так же, как и дочке, только совершенно отстраненным, равнодушным тоном.

В конце концов Маша не выдержала первой. В субботу утром, когда Ксюша убежала в школу (ее вполне можно было отпускать одну, так как идти ей нужно было всего квартал), Маша, поставив на стол завтрак, пристально посмотрела на мужа и спокойно спросила:

— Ну что, Миша, так и будем жить?

— А в чем дело? — осведомился он, намазывая на тост плавленый сыр.

— Слушай, хватит прикидываться! Скажешь ты мне в конце концов, что случилось?

— Скажу, — с готовностью кивнул Михаил. — Ничего не случилось.

— Ты что, издеваешься надо мной? — не выдержала Маша.

— Да нет… Ведь и на самом деле ничего не случилось.

— И что, мы вот так и будем жить, как сейчас?

Мишка отставил тарелку и внимательно посмотрел Маше в глаза.

— А это как тебе самой захочется.

— Как тебя прикажешь понимать?

— Как хочешь.

Он встал из-за стола и все так же ровно произнес:

— Спасибо за завтрак. Извини, мне на работу пора. Маша подождала, пока за ним закроется дверь, и только потом в сердцах грохнула в раковину сковородку. Она никогда не была сторонницей громкого выяснения отношений и уж тем более, упаси Бог, семейных скандалов с криками, взаимными обвинениями во всех смертных грехах и битьем посуды. Но сейчас она просто не выдержала.

Присев на подоконник, она подумала немного и решила тоже пойти на работу, хотя бы на несколько часов, до Ксюшиного прихода из школы. Правда, ребенок у них был вполне самостоятельным, и открывать дверь Ксения умела прекрасно, так же как и вскипятить чайник, подогреть обед или пожарить себе яичницу. Но нельзя же, в самом деле, даже по выходным оставлять девочку одну. В конце концов, ей нужно общаться с родителями, а не видеть их по полчаса в день — по утрам и перед сном.

Конечно, за неделю дел немало накопилось и дома, а на работе она мало что успеет сделать за те три-четыре часа, которые у нее оставались. Однако пустая квартира наводила сейчас на нее такое уныние, что, несмотря на отвратительную погоду, Маша все же начала собираться на работу.

Было уже довольно холодно — как-никак октябрь на дворе, хотя и начало. Однако осень в этом году была ранней и прохладной. Маша надела любимые джинсы, свитер, натянула короткую замшевую куртку на молнии и, обувшись, со вздохом сняла с крючка висевший на вешалке зонт. Она терпеть не могла это ужасное приспособление и совершенно не умела с ним управляться. Когда она раскрывала его над головой, то немедленно роняла сумку, задевала зонтом ветки деревьев или держала его так, что дождь все равно заливал ее с головы до ног. Поэтому пришлось брать сейчас сумку на длинном ремне, чтобы можно было повесить ее на плечо и по крайней мере не рисковать уронить ее в грязную лужу.

Выходя из трамвая возле самого института, Маша вновь раскрыла зонт и нечаянно столкнулась распахнувшимся над головой куполом с ярко-желтым зонтиком шедшей рядом по тротуару девушки.

— Извините, пожалуйста, — вежливо произнесла она.

— Да ничего, — ответила та.

Высокий голосок показался Маше знакомым, и она заглянула под желтый зонтик: