Валентина Седлова - Сорока

Алина оказалась весьма доброжелательной особой, словно чувствовала, что перед ней начинающий журналист. Она подробно ответила на вопросы Ксюши и даже подарила ей на память плакат со своим автографом. Сорока была на седьмом небе от счастья. У нее все получилось! Она смогла это сделать!

Домой она пришла во втором часу ночи. Барс уже видел десятый сон, и Ксюша мысленно перевела дух: кажется, пронесло.

Наутро Барс встал вместе с ней. Сорока приготовила завтрак для двоих. Про себя она ждала, когда же Барс скажет хоть что-нибудь по поводу вчерашнего дня, но Олег молчал, словно в рот воды набрал. Минут через десять тягостного молчания Сорока спросила:

— Ты сегодня к обеду придешь?

Олег проигнорировал ее вопрос, продолжая поглощать бутерброды с сыром. «Не хочешь разговаривать — как хочешь», — про себя подумала Ксения и, собрав сумку, умчалась в университет. Такой исход дела оказался для нее неожиданностью, но все же он был лучше, чем предполагаемый скандал. От бурного выяснения отношений Ксюша уже успела устать, ей не хотелось ни кричать на Олега, ни с пеной у рта отстаивать свою точку зрения. Хочет наказать ее молчанием — пускай, подуется — перестанет.

В университете она замучилась отвечать на многочисленные вопросы Майки, и старенький профессор едва не попросил их покинуть аудиторию. Подруги извинились… и снова зашушукались. Положение спасло только то, что через пятнадцать минут пара закончилась.

— Ну что, снова в столовую?

— Пошли лучше в буфет, почему-то безумно хочется пиццу с грибами или ветчиной.

— Ну давай, заодно и газировки попьем.

В честь удачного Сорокиного старта девчонки съели по огромному куску пиццы и, обменявшись впечатлениями, мнениями и прогнозами, разбежались по делам. Майка спешила на свидание к какому-то молодому человеку, с которым познакомилась позавчера в театре. Ксюшу ждала редакция — надо было готовить статью об Алине.

Когда Сорока вернулась домой, Барс лежал на вечном диване и смотрел телевизор. Ксения было попыталась спросить его, как прошел день, но натолкнулась на стену глухого молчания. Нельзя сказать, чтобы Ксюше было все равно, но она еще днем решила, что если сегодня вечером Олег с ней не заговорит, то она новых попыток сближения предпринимать не будет — вот еще! Виноватой себя Сорока не чувствовала, поэтому не считала, что должна просить у Барса прощения. Прошмыгнув на кухню, она на скорую руку состряпала свое коронное блюдо — жареную печенку «а-ля Париж». Рецепт, кстати, она заполучила совершенно случайно, когда возвращалась с кометы — традиционного весеннего маршрута туристов-водников. Просто сосед по купе, гид-переводчик, водивший экскурсии для французов по Московскому Кремлю, рассказал Ксении, как приготовить изысканнейшее блюдо из недорогого продукта. Сорока заинтересовалась, и в итоге в ее записной книжке стало одним рецептом больше. В честь того гида, любителя французской кухни, она и назвала его «а-ля Париж».

Поужинав, она помыла посуду и засела за компьютер. Леночка, однокурсница, дала ей на пару дней диск с нужными материалами, и Ксения собиралась плотно поработать, выбрав и записав в свою папку необходимые ей файлы. Олег, едва Сорока расположилась перед монитором, встал и как тень вышел из комнаты, не выключив телевизор. Эта привычка Барса ужасно раздражала Ксению, поскольку родители в свое время как могли приучали ее экономить электричество. И кроме того, она любила работать в тишине, а доносящиеся звуки ее здорово отвлекали. Сорока решительно встала и, взяв дисташку, выключила источник своего раздражения.

Олег вернулся минут через двадцать. Судя по его губам, лоснящимся от жира, он только что отведал Сорокиной стряпни. «Хоть бы спасибо сказал», — недовольно подумала Ксения. Олег плюхнулся на диван и снова включил телик, на этот раз даже громче, чем было. Время для спокойной работы закончилось.

В молчаливом противостоянии прошла неделя. Сороке надоела недосказанность, эта проверка нервной системы на выносливость. Чтобы хоть ненадолго отдохнуть от тягостной атмосферы взаимных обид, она решила навестить родителей и после занятий заехала к ним на ужин.

Родители искренне обрадовались, увидев Ксению. Дружно посетовали на то, что она их забыла, не звонит, не приезжает, и, ежеминутно расспрашивая то об одном, то о другом, потащили на кухню. Перед ней поставили огромную тарелку наваристого борща, а когда Ксения ее осилила, настал черед мяса, тушенного с черносливом. С туго набитым ртом Сорока тем не менее умудрилась похвастаться, что ее перевели в отдел культуры, что скоро выйдет ее первый материал о звездах эстрады. Мама радостно кивала Ксении, не забывая подкладывать ей на тарелку то одну вкуснятину, то другую, папа курил вечную трубку. Да, у родителей было тепло и уютно, даже домой уходить не хотелось.

Часа через два, когда закончился обмен «горячими новостями», Снегиревы отправились в большую комнату. Ксении очень нравилась ее фамилия, и даже выйдя замуж, она не захотела ее поменять. Олег, помнится, долго ворчал по этому поводу: «Моя — значит, моя. То есть Гориевская», но столкнувшись с упорным нежеланием Ксюши изменить свои инициалы, махнул на все рукой.

Сороке вдруг бросилось в глаза, как постарела мама. Она всегда выглядела «на пять с плюсом», обладала стройной, подтянутой фигурой, и, надо сказать, поклонники время от времени предпринимали отчаянные, но безуспешные попытки добиться ее благосклонности. А сейчас перед Ксюшей была женщина неопределенного возраста, какая-то растрепанная, неухоженная. Даже глаза не лучились, как обычно, лукавым озорством, а напоминали две потухших звезды.

Разгадка пришла быстро. Когда отец включил телевизор, чтобы посмотреть новости, которые, надо сказать, повторяли каждый час, мама робко попросила: «Витя, а может быть, ты их лучше попозже посмотришь? Дочка ведь в гостях». Отец в ответ только сердито фыркнул. «Господи, и у них все наперекосяк. Мало, что ли, моей дурацкой семейной жизни, так еще с родителями непорядок. Поскорей бы они помирились. Хотя они вроде и не ссорились? Идиотская ситуация!» — мелькнуло в голове у Ксении.

Сорока посидела у родителей еще полчаса, дежурно ответила на вопрос, как у нее обстоят дела с Олегом, и, нагруженная ворохом подарков, уехала в свой холодный и неприветливый дом.

И снова потянулись дни «великого молчания». Никто больше не предпринимал попыток поговорить, решить все возникшие проблемы. Неясно, сколько бы еще продолжалось такое положение дел, но тут заболел Барс. Он не любил носить с собой «лишнюю», по его мнению, одежду, даже если планировал вернуться домой не раньше наступления сумерек, и вот как-то майским вечером его просквозил коварный ветерок. Поднялась температура, а вместе с ней пожаловали и все остальные симптомы простуды: кашель, насморк и головная боль. У Ксении, как она потом с горьким смехом рассказывала Майе, проснулся материнский инстинкт, и она принялась ухаживать за заболевшим: приносила ему в комнату чай с малиной, прикладывала к горящему лбу смоченные в ледяной воде платки. Одну ночь, когда Барсу было особенно плохо, она вообще провела без сна. Олег воспринимал все как должное. Но по крайней мере он заговорил с Ксенией, Первыми его словами, обращенными к ней, были: «Что-то я себя хреново чувствую. Свари мне, пожалуйста, бульон».