Татьяна Моспан - Счастье не приходит дважды

С Козило разговор получился другой. Сначала она пыталась даже кокетничать со следователем, но как только вопросы стали конкретными, с нее слетел весь лоск.

— …Вы что, вы меня подозреваете?! — заорала она. — Да как вы смеете?! Да я вас…

Ох, и намучился с ней Архипов! Ему с трудом удалось ее успокоить. Она подтвердила все то, что сказала ее приятельница Пронина. Вопрос о Борисе заставил ее хихикнуть.

— Вы считаете, что я слишком стара для него? — кокетливо спросила мадам Козило, поигрывая кольцами с крупными камнями и поправляя довольно откровенное декольте.

Валентин за год не говорил столько комплиментов женщинам, сколько сказал сейчас жене банкира. Это совсем примирило ее с вызовом в прокуратуру.

— Фамилия у Бориса очень романтичная, как и он сам. Тюльпанов, Борис Тюльпанов, правда, звучит замечательно?

Где проживает ее любовник, она не знала.

— У моего шофера надо спросить, он его до дома иногда подвозил. Сама я у него в гостях не была.

— Связаться с ним можно?

— По мобильнику, только он почему-то второй день не отзывается.

Она выплыла из кабинета, оставив после себя стойкий запах духов.

— Хоть под душ полезай, — фыркал Архипов, вспоминая умопомрачительный наряд не желающей мириться с возрастом дамы.

Он закрыл папку с делом и решительно сунул ее в сейф. Все, на сегодня он свою норму отработал. У Козило и компании — твердое алиби. Не могут же они так складно врать! Бориса он отыщет, обычный хлыщ, наверное, живущий за счет дамочек, таких сейчас немало развелось. Уголовно такие действия ненаказуемы.

В отличие от буйной Козило, Тамара Вершинина не закатывала старшему следователю прокуратуры Лаврову истерик. Но ему от этого было не легче.

Она вежливо отвечала на все вопросы. Ответы совпадали с тем, что говорили до нее Пронина и Козило. Лаврову не в чем было ее упрекнуть. Как и два года назад. Она была так же осторожна и немногословна. Тогда он почувствовал, что Вершинина чего-то недоговаривает. Сейчас такого впечатления, пожалуй, не было.

Следователь удивился, что она смутилась, отвечая на простой вопрос.

— Почему я приехала в клуб? — переспросила она. — Да как вам сказать… Была на фирме у мужа, он сейчас в Германии, обедать дома одной не хотелось, вот и заехала.

— Куда вы отправились потом?

— На дачу.

— А не проще и пообедать было на даче?

— Не проще. Я не собиралась в тот вечер туда ехать. Ася позвонила. «И сказала про Рембрандта», — добавила про себя Тамара.

— Вы раньше не встречались с убитой?

Тамара покачала головой.

— Нет. Мне было неприятно присутствовать при торге. И очень жаль эту женщину.

— Вам не показалось, что Элла Ревенко чего-то испугалась?

— А вы знаете, я сейчас вдруг об этом тоже подумала. Она была немного странная, но я тогда решила, что она за серьги переживает. Кому приятно свои вещи продавать? А сейчас вспомнила ее глаза… Да, пожалуй, она была напугана.

— Она села к вам за столик в таком состоянии или что-то испугало ее уже на месте?

Тамара подумала.

— Не знаю. Я ее не разглядывала, она же не ко мне приехала. Потом, когда начался торг, обратила на нее внимание.

— Кого из знакомых, кроме компании Козилы, вы встретили в клубе?

Обычный вопрос, почему она опять занервничала?

— В холле я увидела знакомого журналиста. Его зовут Юра Егоров. Поговорили немного. Мы давно не виделись.

Вот как, об этой встрече следователь не знал. Зато знал о другой, но сама Вершинина пока почему-то помалкивала.

— Больше вы никого не встретили?

— Да, совсем забыла, — нахмурилась Тамара. — За соседним столиком сидел Стас Наумов. Это мой сводный брат.

— Вы разговаривали?

— Да нет, просто кивнули друг другу. Между нами дружбы нет.

— Что так?

Она пожала плечами.

Лавров видел, как неохотно она отвечает на его вопросы. Особенно о родственнике. Ответила, потому что он был настойчив. Если бы Валентин не выяснил у Козило и Прониной, что с Вершининой заговорил молодой мужчина, сидящий за соседнем столиком, вряд ли она «вспомнила» бы про это.

Лавров видел в окно, как Тамара пересекает двор. Не хотелось ей говорить про Наумова. Даже лицо изменилось, брезгливым стало. Но что это дает? У них у всех алиби. Искать убийцу Ревенко и Пивоваровой надо не здесь.

— А где, где его искать? — спросил себя следовать.

Ответа на этот вопрос он пока не знал.

Назаркин хорошо подготовился к встрече с няней Вершининой. Не поленился сделать себе удостоверение помощника режиссера киностудии. Фальшивое, конечно. Не проблема, если есть деньги. И знакомые.

— Какую студию писать?

— Любую. В Интернет можно глянуть.

— Смотри, тебе жить, но я бы не советовал.

— Почему?

— Там есть информация, и при желании можно обнаружить обман.

— Тогда пиши любую. Их сейчас до черта.

— «Лихоманы», — заржал знакомый.

— Хорош зубоскалить. Лучше придумай что-нибудь неброское, но солидное.

— Только за отдельную плату. Ладно, шучу. «Метеор», например.

— Годится.

— Фамилию какую писать?

— Чуев, Геннадий Иванович Чуев.

— Имя менять не хочешь, только фамилию?

— Мне так удобнее.

Через полчаса приятель протянул ему корочки.

— На, гляди, какой красавец.

— Угу. — Назаркин придирчиво оглядел ксиву. — Ты это… сделай так, чтобы оно не выглядело совсем новеньким.

— Просьба клиента — закон. — Он стал тереть чем-то бордовые корочки, потом капнул на них вонючую жидкость и опять потер. — Один момент, последний штрих художника.

Назаркин остался доволен.

— Ничего нового, все старо, как мир, — философствовал знакомый. — При развитом социализме на такую наживку дурочек ловили, в перестройку и в нынешнее время тоже.

Под это напутствие Назаркин отправился на Клязьму.

Уткнувшись в газету, он наблюдал за высокой стройной девицей, которая прогуливала маленькую девочку. Няня не казалась легкой добычей и дурочкой не выглядела, но он был уверен в себе.

«Если ей не надоели эти сюси-пуси, то я перестал разбираться в женщинах и потерял квалификацию», — подумал он, плотоядно поглядывая на пышную грудь жертвы.

Он встал со скамейки и небрежной походкой двинулся к девушке с ребенком.

Свернутая газета упала на дорожку аккурат в нужном месте. Он поднял ее и встретил любопытный взгляд няни.

Назаров лучезарно улыбнулся:

— Вы восхитительно смотритесь на этом фоне. Настоящая мадонна с младенцем.

Девушка не смутилась, и Бакс понял, что на верном пути. Квалификацию он не утратил.

— Никакая я не мадонна, просто няня, и ребенок этот не мой. — Она помедлила. — А вы, наверное, художник?

— Почему вы так решили?

— Здесь много художников.

— И вам многие предлагают написать ваш портрет?