Татьяна Веденская - Ежики, или Мужчины как дети

– Ха-ха, мне хватит и тех, что ты мне запихнул в трусы. Ты очень был щедр.

– Ребенок мой!

– Это мы еще посмотрим. Наш советский суд – самый материнский суд в мире.

– Ах ты сука!

– С волками жить! – проорала она, а когда он попытался удержать ее за руку, она вырвалась, плюнула ему в лицо и села за руль. И завела мотор. Вот тут у Паши, кажется, отключились все тумблеры – он рванул к своей тачке, вытащил из бардачка пистолет и, действуя быстро, четко, бросился наперерез Лидкиной машине.

– Стой, или голову прострелю, стерва сумасшедшая, – проорал он и наставил ствол.

Лидка дала по тормозам. Это, кстати, впоследствии Павла сильно удивляло. В Лидкином организме при изготовлении, кажется, забыли встроить инстинкт самосохранения. Если ей что-то было надо, она могла одна на танки рвануть, а тут остановилась. Видимо, сработал материнский инстинкт: вдруг попадет в ребенка. Господи, да разве ж он бы выстрелил? Ведь просто припугнуть, остановить! А она побледнела, вцепилась в руль, вытаращилась и даже не сопротивлялась, когда он ее из машины вытаскивал за ее крашеную гриву. Левой рукой. И сидела тихо на земле, пока он ключи от машины вытаскивал и забирал себе. И ее сумку, паспорт и кошелек.

– Посидишь, успокоишься. Нечего тебе сейчас никуда ехать, – бормотал он, поднимая ее, как безвольную куклу, и заводя в дом. Она не разговаривала с ним несколько часов. Сидела у окна, о чем-то думала, даже не слушая все его клятвы и крики. Не реагировала ни на что, думала, а потом в какой-то момент вдруг очнулась, посмотрела на него, как он пьет пиво из бутылки, не сводя с нее беспокойных глаз, и спросила:

– Что ж, значит, ты считаешь, что мы можем продолжать жить дальше?

– Конечно, – радостно кивнул он, уже хотя бы потому, что она вообще заговорила.

– Да? И все, что тут вчера было, не имеет никакого значения? Так ведь?

– Я больше не буду, – клятвенно заверил ее Паша, хотя и сам понимал, что будет, и непременно. Такой уж у них в корпорации поведенческий код.

– А больше и не надо. Ладно, Паша, давай. Заливай мои раны золотом, ты же ведь это можешь? Мне нужна няня. И свои деньги на шпильки. Имей в виду, шпильки нынче дороги.

– Все, что пожелаешь.

– Это я тебе потом отдельным списком подам. И еще, просто так, чтоб ты знал – это тебе так не пройдет.

– Я знаю, – кивнул он. – Только останься.

– Слушай, зачем я тебе, а? Ведь можно же жениться на ком-то еще или вообще не жениться, а так просто. Некоторые женятся ведь, а некоторые так. Слышал песенку такую? Может, отпустишь?

– Нет, – помотал головой он. Это странно, конечно, особенно для такого человека, как он, но… представить себе свою жизнь без нее он даже на секунду не мог. Все становилось бессмысленно, ничтожно.

Со временем все сгладилось, забылось. Лидка получила свой более длинный поводок, Павел периодически отслеживал ее расходы с помощью компьютерных распечаток из банка. Вот только… где-то месяца через три после всей этой истории Лидка как-то вернулась домой сильно навеселе, шальная, расхристанная. Грудь в декольте, но уже не такая упругая – молоко кончилось на следующий же день после той истории.

– Дорогой, я дома! – с дебильной рекламной интонацией крикнула она, сбрасывая с ног туфли. Павел стоял в дверях и смотрел на ее лицо, вернее, на ее красные растрескавшиеся губы.

– И где же тебя носило? Трахалась с кем-нибудь? – «пошутил» Павел.

– Ага, – промурлыкала она, улыбаясь. – Представляешь, с негром. Ой, прости, с афроамериканцем. Сейчас их в «Красную Шапку» завезли. Очень милые и, – тут она выразительно замедлила речь, – о-очень достойные мужчины. И не так дорого.

– Что? – только и смог выговорить Павел.

– А что такого? – невинно ухмыльнулась Лида и прошлепала в кухню. Павел тогда не сделал ничего. Хотя хотелось ее порвать, хотелось ударить, стереть с ее лица это блядское выражение. Стереть огромным синяком. Но он промолчал и не сделал ничего, просто стоял и смотрел, как Лида бродит по дому и что-то напевает. Павел этого не забыл, но где-то в глубине души он хоть и с болью, но признал, что они квиты.

А вот с Лемешевым они квиты не были. Он к Пашиным деньгам никакого отношения не имел, он просто взял их, потому что они там лежали. По праву сильного, нет, по праву шакала взял. И сделать ничего нельзя, и от этого у Паши в голове бушевали неуправляемые стихии. Лед и пламень. Вот если бы прямо сейчас Паше дали встать и пойти, если бы пришел какой-то целитель и совершил это чудо! Взял бы и сказал: «Встань и иди!» – Паша бы встал и пошел прямо к Лемешеву, и уж тут бы он смог выстрелить, не промахнулся бы. Но вот незадачка, какая досада, в его палате, как и на всей территории областной многопрофильной больницы, не имелось ни одного завалящего целителя-чудотворца. Так что весь этот внутренний бунт не помог Паше справиться даже с мухой, ползавшей по его лицу. Однако, по большому счету, можно сказать, что именно Лемешев вернул Павлу желание жить.

Никогда еще Жанна не оказывалась в таком дурацком положении, как в тот день, сидя в Сашиной машине. Он заехал за ней к концу рабочего дня, в течение которого Жанночка чуть не свихнулась от беспокойства и идиотизма созданной ею самой ситуации. Устроила, понимаешь, проверочку. Ляпнула, понимаешь, все, что собиралась. И вот теперь ее собственная машина заботливо оставлена на платной больничной парковке, а сама она сидит на переднем сиденье его «Вольво» и практически затылком чувствует на себе насмешливый, испепеляющий взгляд Лиды, и ей все время хочется обернуться. Но не сидеть же с изогнутой шеей только потому, что до смерти боишься пациентской жены.

– Саша, я же сказала – я отменила встречу, – снова попыталась уйти от ответственности Жанна, но Александр Евгеньевич был неотступен:

– Какая разница, что ты ее отменила.

– Вернее, это не я – это хозяйка ее отменила, – продолжала путаться Жанна. – Она не смогла, у нее там какая-то срочная командировка возникла, так что она ко мне приедет только через неделю в лучшем случае. Так что ничего мне не нужно давать.

– А что, через две недели деньги брать она не станет? Даст тебе жить бесплатно?

– Нет, – слабым голосом согласилась Жанна.

– Значит, больше об этом не говорим, ладно?

– Ладно, – кивнула она, снова все-таки рефлекторно обернувшись и посмотрев на Лиду. Та, оказывается, не сводила глаз с Жанны. Волосы у нее отросли и имели некрасивый переход цвета – с белого на темно-темно-русый – где-то в районе ушей. В остальном, не считая этого странного нежелания краситься, Лида выглядела по-прежнему великолепно. Куда великолепнее Жанны.