Рози Томас - Чужие браки

— Конечно, я нарисую маски, — прервала ее Нина, — если вы считаете, что это то, что нужно. А то можно еще сделать целые головы. Например, из папье-маше.

— Вы действительно можете это сделать?

— Ну конечно, — подтвердила Нина.

— Но, может, все-таки маски? Ведь дети такие маленькие, особенно наши овечки. Смотрите, вон тe двое, в первом ряду.

Нина посмотрела на двух кудрявеньких шестилетних мальчиков.

Хор ангелов уже выстроился вдоль одной из стен, к девочкам присоединились двенадцать профессиональных хористов из церковной школы, и дирижер готовился взмахнуть палочкой.

Дети запели хорал.

У Нины сжалось горло, настолько это было трогательно. Каждое Рождество родители обязательно водили ее в собор посмотреть рождественскую пьесу и послушать хорал. Сейчас Нина как бы вернулась в детство и вновь почувствовала запах мятных леденцов от кашля и еловых веток.

Дейзи Уикхем поискала глазами мать, чтобы убедиться, что она смотрит.

Детишки стояли в четыре ряда. Нина увидела еще одно знакомое существо: мальчик лет девяти с коротко стриженными белокурыми волосами вокруг довольно широкого лица.

— Вот там, в первом ряду слева, это ведь сынишка Фростов? — спросила Нина у Марсель.

— Да, это Уильям, младший.

Уильям был похож на своего брата Тоби, но черты лица его были еще мягкими, почти как у девочки, хотя Нина без труда могла себе представить, как превратится этот миловидный мальчуган сначала в грубоватого подростка, а потом — в солидного мужчину, такого, каким стал с возрастом Эндрю Фрост.

Впервые за много месяцев Нине вдруг очень захотелось иметь своего ребенка, лучше всего девочку, чтобы можно было так же смотреть на него и представлять себе, во что вырастет со временем это нежное создание.

Репетиция закончилась в восемь. К тому моменту, когда дети стали расходиться, Нина и Марсель уже успели поделить между собой, кому что кроить и шить, и Нина обещала принести на следующую репетицию эскизы масок.

— Я так вам благодарна, — сказала Марсель, и это было правдой, поскольку она была уверена, что все, за что взялась Нина Корт, будет сделано превосходно.

Женщины пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись в разные стороны. Нина направилась через лужайку к дому, думая о Вики, которая уже выписалась из больницы и была рядом с мужем и новорожденным ребенком, а также о хоре маленьких ангелочков, репетировавших сегодня хорал, и о женщинах, которые произвели их на свет.

Марсель ехала домой через весь город, Дейзи устроилась на заднем сидении. Марсель водила машину хорошо и любила отдохнуть, сидя за рулем и наслаждаясь одиночеством, — как бы изоляцией от окружающего мира в салоне машины. Ей нравилось свечение приборной панели, урчание двигателя, встречные огни, которые, скользнув по ее лицу, исчезали за спиной. Марсель хотелось бы, чтобы путь домой длился дольше, чтобы ехать и ехать наедине со своими мыслями.

Приехав домой, Марсель отметила про себя, что в кабинете Майкла за опущенными шторами горит свет. Равнодушное спокойствие, обретенное за время поездки по вечернему шоссе, тут же покинуло ее. Марсель почувствовала, как сжались ее губы.

— Что же, вот мы и дома, — сказала она Дейзи, стараясь изо всех сил, чтобы голос ее звучал радостно. Машина Майкла была в гараже. Марсель оставила свою на дороге и направилась к дому, неся в руках нотную папку Дейзи, устало семенившей за ней.

В доме было тихо, если не считать приглушенных звуков телевизора, доносившихся откуда-то издалека. Марсель поставила свою сумку и нотную папку дочери прямо на пол в коридоре.

Ссора, произошедшая в воскресенье между ней и Майклом, казалось, так и осталась висеть в воздухе, делая его душным и тяжелым.

Ссора была тем более чудовищной, что возникла практически из ничего, из обычного ворчания по поводу того, достаточно ли времени Майкл уделяет своим детям.

Майкл вошел в кухню одетый для гольфа.

— Опять уходишь? — сказала Марсель. — А как же Джон и Дейзи? Тебе не приходит в голову, что им хочется побыть в воскресенье со своим отцом? Они и так не видят тебя всю неделю.

— Да, я ухожу, — ответил Майкл. — Я иду играть в гольф. У меня очень тяжелая работа, и в выходные мне надо как-то отвлечься от этого всего. — Майкл имел в виду, конечно же, свою больницу. — И вот от этого тоже, — Майкл обвел рукой стены дома.

Он казался таким чужим и холодным, что Марсель испугалась, но тут же испуг ее сменился негодованием. Она взглянула на мужа через стол, на котором лежала разделочная доска, а сбоку стояла корзина, полная неглаженного белья.

— Я тоже работаю, Майкл. И как же я, когда я смогу отдохнуть?

Майкл тоже разозлился, причем, гораздо сильнее, чем жена.

— Тут все так, как нравится тебе. Твои стандарты, твои идеалы. Тебе непременно надо быть идеальной матерью идеального семейства, да к тому же еще и работать. Что же, прекрасно, тебе всего этого хочется — ты все это имеешь. Но не надо ожидать от меня, что я постараюсь слиться с обстановкой.

— Но ведь я делаю все это, потому что люблю вас, — запротестовала Марсель, срываясь на крик. Страх ее усилился, но теперь она боялась уже самой себя — раньше они никогда не кричала, ни разу не устраивала сцены.

— Что-то не похоже это на любовь, — продолжал Майкл.

— Что же, наверное, ты просто не в состоянии принять того, на что не способен сам, — парировала Марсель.

— Итак, во всем виноват я, не так ли? Я чего-то не хочу, я чего-то не делаю. Ну что ж, у тебя зато есть дети, есть твои хобби — всякое там шитье и готовка. По-моему, ты все-таки не так уж плохо устроилась.

— Готовить — это не хобби. Это моя работа, которая тоже вносит свой вклад в наш бюджет. Стараюсь, как могу, хотя на мне еще двое детей.

Спор нарастал, набирал обороты, превращаясь в ничем не сдерживаемый поток негодования с обеих сторон. Причины ссоры и доводы рассудка уже перестали иметь значение и казались теперь не более чем досадными помехами.

— Наверное, все гораздо проще, — подвела итоги Марсель. — Ты не любишь меня больше, вот и все.

— Наверное, — холодно согласился Майкл.

Дальше не мог остановиться уже ни один из них. Это напоминало лавину. Они наговорили друг другу столько гадостей! Ни один из них и представить себе не мог, что способен произнести подобные слова.

Марсель вдруг обратила внимание на то, как тихо было в доме. Это могло означать только одно: дети сидят в своих комнатах и прислушиваются к ссоре родителей. Ей вдруг стало стыдно и за себя, и за них.

Через минуту на верхней ступеньке лестницы появился Джонатан, белый как мел.

— Не ругайтесь, — закричал он. — Прекратите ругаться.

— Взрослые часто ругаются, — резко бросил ему Майкл. — Запомни это.