Ричард Райт - Долгий сон

— Поговори еще, дьявол, — череп раскрою, — пригрозил конвойный, запирая дверь.

— У, гнида, — выругался вполголоса незнакомец.

Конвоир ушел. Рыбий Пуп разглядывал нового соседа — тот плюхнулся на койку и сидел, подперев голову руками. Все на нем было пыльное, драное, волосы всклокочены, глаза налиты кровью, правая рука тряслась, точно от нервной лихорадки.

— Болит что-нибудь, друг? — мягко спросил Рыбий Пуп.

— А? Чего? Ктой-то там? — встрепенулся мужчина.

— Да я. Таккер моя фамилия. По прозвищу Пуп.

— Фу ты, напугал. Я тебя не заметил. Думал, может, из белых кто…

— Какое там из белых, — протянул Рыбий Пуп. — Тебя за что взяли?

Мужчина осторожно подступил к двери, заглянул сквозь решетку наружу и повернулся к нему.

— Это мне Кантли удружил, подлюга, — прошипел он. — Кто-то обчистил закусочную, а он наклепал на меня. Если б не он, то я и не попал бы сюда. Ух, убить его мало, собаку!

— Наверно, для тебя может что-то сделать мой адвокат, — заметил Рыбий Пуп. — Тебя как звать-то?

— Бертом зовут. Берт Андерсон… Нет уж, на какие нам, к черту, шиши нанимать адвокатов. Мне, знаешь что, мне надо бы выложить этому Кантли, что я про него знаю. — Берт перешел на шепот. — Пугнуть его, а? Мол, так и так, известно нам, что один бардачок на окраине платит вам подать…

— Кто его знает, — осторожно промямлил Рыбий Пуп. — Кантли — человек опасный…

— Прижать покрепче, так куда он денется. А мне есть чем прижать. Слушай, а ты-то за что сидишь?

— Ха, — фыркнул Рыбий Пуп. — Вот говорят, пытался изнасиловать белую девочку.

— Ну да! Господи помилуй! — Берт подсел к нему на койку. — За такое дело, парень, и линчевать свободно могли…

— Ага! Только я суку эту пальцем не трогал.

— Да, от белых что хошь можно ждать. — Берт покрутил головой. — Чего доброго, сами же все и подстроили.

— А то нет. Но ничего, адвокат говорит, я скоро выйду.

— А ты этого Кантли не знаешь, случаем? — спросил Берт.

— Самую малость, но и тем сыт по горло. — Рыбий Пуп вздохнул.

— Эх, заиметь бы на подмогу дружка-товарища вроде тебя, как буду выходить отсюдова, да посчитаться бы с этим Кантли, — прорычал Берт. — Ненавижу его, кровососа! Удавил бы! — Голос Берта зазвучал доверительно. — Он ведь, знаешь, богатенький. Деньжищ нагреб кучу, на нас нагрел руки, на ниггерах. Болтают, один ниггер в каком-то темном деле стал ему поперек дороги, так Кантли его убил…

— Кто это? — с новым интересом спросил Рыбий Пуп.

— Как звали, не знаю. Но большой человек. Похоронщиком был… — Рыбий Пуп смотрел на него, разинув рот. Господи! Ведь это он про Тайри ведет речь, а того не знает, что перед ним сын Тайри! — Заманили человека обманом в публичный дом и пристрелили к чертовой матери. — Голос Берта дрогнул от сочувственного и благоговейного ужаса.

Рыбий Пуп собрался было открыть ему, кто он, как вдруг раздался оклик расконвоированного старосты:

— Пуп Таккер!

— Я!

Рыбий Пуп подошел к двери камеры.

— На прогулку, ниггер. Выходи, давай.

— Может, пропустим сегодня? — Неохота было уходить от этого Берта, такого заводного, с таким подходом к белым, какой ему по вкусу. Он слишком засиделся в одиночке, и присутствие Берта согревало его сладким теплом товарищества. — Завтра погуляю.

— Либо сейчас, либо сиди дожидайся до той недели, — объявил черный староста.

— Сходи проветрись, Пуп, — посоветовал Берт.

— Пошли, ладно, — со вздохом согласился Рыбий Пуп.

Он побрел следом за старостой по коридору, потом вниз по железной лестнице, потом опять по коридору к высокой двери, ведущей на тюремный двор. Заметно было, что сегодня старичок прямо-таки спит на ходу — он тащился с такой медлительностью, что Рыбий Пуп не двигался, а скорей топтался на месте, подлаживаясь к его черепашьему шагу, и все же наступал ему на пятки. Кончилось тем, что староста вдруг очутился с ним рядом, шамкая что-то неразборчивое себе под нос.

— Как сегодня на улице? — спросил его Рыбий Пуп.

— Погано, — отозвался старик, поджав губы.

— Дождик, что ли?

— Угу. Только его простым глазом не видать.

— Почему это?

— Ну и как тебе твой новый приятель? — ни с того ни с сего переменил разговор староста.

— А? Да ничего. Ха! Уж больно на белых нападает…

— Всерьез нападает или прикидывается?

— Похоже, всерьез, — сказал Рыбий Пуп.

— В одиночку-то оно гулять верней, парень, — с отсутствующим видом уронил староста.

— Чего-о? — Рыбий Пуп вытаращил глаза.

— У белых, сынок, много способов передавать новости, — тянул старик, словно обсасывая каждое слово, и, искоса глядя на Пупа, завозился с ключом у двери, ведущей на залитый солнцем двор. — Можно по телевизору, по телефону, по телеграфу, а можно по другу…

— Какую подругу, вы что? — Рыбий Пуп шагнул во двор. — А вы говорили, дождь идет…

— Он и идет, да его не видать простым глазом, — прошамкал староста.

— Что с вами, не пойму? — спросил Рыбий Пуп, стараясь сообразить, к чему эти витиеватые намеки.

— Идем-идем, гулять надо, — сказал старик.

Встревоженный, Рыбий Пуп вышагивал за ним по двору, не замечая уже ни солнца, ни ясного неба. Какая муха укусила старика? Дважды Рыбий Пуп пробовал вызвать его на разговор, но так и не смог ничего из него вытянуть.

— Пора, время кончилось, — недовольно отрезал он. — Минуты лишней нельзя задержаться, больно много доносчиков развелось.

— Пожалуйста, — все больше удивляясь, проворчал Рыбий Пуп.

Отперев дверь и впуская его обратно в здание тюрьмы, староста яростно зашептал:

— Наседкина забота — цыплят высиживать!

— Да о чем вы, в конце концов?

— Ни о чем, проехали.

Рассеянный, в глубокой задумчивости, Рыбий Пуп возвратился в камеру. Берт, сидя на краю своей койки, наблюдал за ним. До чего же чудно себя вел этот старый черт. Обиделся на него, может быть? Вроде бы Джим дает ему в лапу часто и не скупится.

— Ты, брат, что это пригорюнился? — спросил Берт.

— Так, ничего, — через силу улыбаясь, сказал Рыбий Пуп.

— И глаза какие-то чудные, — с расстановкой сказал Берт.

— Просто сколько же, думаю, еще мне сидеть здесь, в тюрьме?

— Понимаю. Глянешь на солнышко, так поневоле взгрустнется, точно?

— Вот именно.

— Слышь, Пуп, а если нам и правда что-нибудь учинить на пару, когда отсюда выйдем? Можно крупно разжиться.

— Это как же? — Рыбий Пуп поднял глаза, всматриваясь в напряженное черное лицо соседа.

— Эх, добыть бы мне что-нибудь на этого Кантли…

— Что, например? — спросил Рыбий Пуп, видя камин в своей комнате и кирпич, за которым замурованы погашенные чеки.

— Ты-то сам что про Кантли знаешь?

— Да не особо много, — неопределенно сказал Рыбий Пуп, занятый мыслью о том, нельзя ли с помощью чеков вытянуть из Кантли деньги. Мысль была свежая, заманчивая.