Наталья Сафронова - Испанский вояж

Я напряглась:

— Там стеллажи с винами. Ага, значит, «Истина в вине» Иоселиани? Ты что, знаешь в лицо его жену? — Я была изумлена.

— Нет, я не про вино. Что мы видели у входа?

— Механическое пианино. Теперь дошло. Значит, ты права, что бантик и резинка — это шик. Она же у нас чуть ли не министр моды, кому же, как не ей, знать, что носить летом в Испании.

Знаменитое семейство, возглавляемое главным детским и государственным поэтом, всегда было объектом пристального внимания публики. Два брата-кинорежиссера соревновались в числе почитателей и поклонниц. Личная жизнь всех членов семьи давала повод журналистам писать, а публике — читать. Практичный старший брат решил не давать больше зарабатывать на себе другим и выпустил две книги с исчерпывающими интимными подробностями своей жизни с многочисленными женами. Также он поведал миру о патриархальных нравах семьи, весьма нетерпимой к женской независимости и яркой индивидуальности. Казалось, поставлена точка на описании его романов, но не тут-то было. Он женился еще раз — и опять стало о чем сплетничать. Младший брат — кумир нашей юности — женился всего дважды: первый раз на дочери великого певца, ставшей прекрасной актрисой, чей характер явно не соответствовал мужскому культу в семье. А второй брак — на даме с черным бантиком на голове — принес ему, кроме постоянства, еще и троих детей. С удовольствием обсудив прошлое этого могучего семейства, мы перешли к настоящему. Убедившись, что могучий красавец с лучистыми глазами, которого не испортили годы, в зале отсутствует, Марина тяжело вздохнула и сказала о его жене, разговаривавшей с невидимым для нас собеседником:

— Все бы ничего и к бантику можно было бы не придираться, но уж больно она им породу подпортила. Все дети такие неинтересные.

— Ну нет, младшенькая, которая «Оскара» получила, очень даже симпатичная, — возразила я, желая быть объективной.

— Да она уже выросла и, наверное, стала, как остальные. Уж насколько мне хотелось баранины и то больше не могу, — Марина отодвинула тарелку и выпила вина.

В это время за шумным столом сзади нас затянули песню: «Напрасно старушка ждет сына домой…» Я обрадовалась:

— Вот и до песен дошло, значит, нас обижать не будут. Давай подпоем!

— Сиди, подпевала! Тебе что, нужно, чтобы они к нам привязались? — охладила меня Марина, продемонстрировав свое умение просчитывать ходы вперед.

— Ну если петь нельзя, давай хоть десерт закажем. — Мне хотелось еще каких-нибудь удовольствий.

— Хватит, нам пора возвращаться: у нас завтра рано утром поездка в Гранаду, забыла? — спросила Марина, делая призывные жесты официанту.

— Такой вечер хороший, — начала канючить я.

— Приготовьте нам счет, — не ввязываясь со мной в дискуссию, велела Марина какому-то официанту.

— Это не наш, — заметила я.

— Знаю, но, похоже, здесь все обслуживают всех, поэтому все равно. Допивай вино, — скомандовала она. Видя, что мы начали собирать сумки, из-за соседнего столика, где песню уже допели, поднялся высокий парень и, немного косолапя, двинулся к нам.

— Здесь полиция есть? — тихо спросила я, прикрывшись салфеткой.

— Добрый вечер. Я хотел извиниться. Мы вам, наверное, мешали весь вечер, — весьма учтиво для владельца таких золотых цепей сказал посланец мира с соседнего столика.

Я от неожиданности начала улыбаться и кивать ему в знак согласия.

— Ничего страшного, — отозвалась Марина, однако машинально прижимая к себе сумку.

— Пели вы хорошо, мы даже хотели присоединиться, — я тоже пожелала быть вежливой, но, видимо, перестаралась, потому что Марина наступила мне на ногу под столом.

Тут к столу подлетела очередная незнакомая официантка, положила на край стола изящные кожаные корочки в одном стиле с меню, но поменьше, для подачи клиенту счета. Но в них лежал не наш счет за ужин, а чья-то кредитная карта «Американ-экспресс» и оплаченный чек.

— А мы как будем платить: наличными или тоже картой? — спросила я.

Марина принялась рыться в своей сумочке, стилизованной под рюкзачок, в которой, как в настоящем рюкзаке, имелось все необходимое для путешественника, начиная от карт и кончая универсальным перочинным ножом. В этот момент в другом конце зала, скрытом от нас, послышались гневные вопли, загремели стулья.

— Тоже мне фешенебельное место! Обстановка, как в пивнухе! — возмутилась я.

Скандал разгорался, на его тушение кинулся метрдотель, и нам стали видны участники. Около столика, держась за спинку тяжелого стула и периодически громыхая им по каменным плитам террасы, стоял наш знакомый грубиян из гостиницы и отчитывал подоспевшего метрдотеля. Персонал метался по залу. К нам подскочила официантка с выпученными глазами и воплями: «Тархета! Тархета!» Марина, не торопясь, взяла со стола чужую кредитную карту, внимательно ее изучила и вместе с чеком отдала официантке. Та побежала к бородатому скандалисту, после чего крики стали несколько тише.

— Эх, жалко было отдавать, надо было и за наш ужин с нее списать, — призналась Марина и, видя, что я встаю, спросила: — Ты далеко?

— Носик попудрить перед обратной дорогой, — и я двинулась в сторону туалета.

— Постой, достань заодно из машины мою кредитку. Я ее вместе со страховкой, видимо, в «бардачке» оставила, — попросила Марина, протягивая мне ключи.

Я вышла из ресторана и пошла к стоянке. Ночью не только все кошки серы, но и все машины одинаковы. Найти нашу машину по характерным вмятинам на боку и наклейке с эмблемой агентства мне никак не удавалось, а номер я, конечно, не помнила. Пройдя стоянку из конца в конец, я заметила рядом другую, отгороженную от первой низким заборчиком. Я поняла, что могла перепутать стоянки, перешагнула через забор и по газону прошла к машинам, внимательно в них вглядываясь. Поэтому для пары, стоящей ко мне спиной, а лицом ко входу в ресторан и на парковку, мое приближение осталось незамеченным. Я тоже сначала услышала их, а уж потом подняла голову и рассмотрела. Смутно знакомая немолодая дама разговаривала с тем косолапым пацаном из-за соседнего столика. Языковый барьер им явно мешал, и каждое слово они повторяли по нескольку раз, сопровождая его пояснительными жестами. Парень тыкал себя пальцем в грудь, потом показывал куда-то вдаль и ударял кулаком в ладонь, сопровождая этот жест интернациональным «Бум! Бум!». Дама что-то сказала, и он в ответ закивал головой, повторяя: «Кил, кил». Она вытащила блокнот и стала что-то писать или рисовать. Он склонился к ней, а я, тихо взяв из машины нашу кредитку, всего лишь «Виза», а не «Американ-экспресс», обошла кругом и вернулась в ресторан. В первом зале, облокотившись на механическое пианино, неутомимо игравшее какой-то шлягер, со стаканом в руке стоял скандаливший только что господин и рассматривал винные бутылки. Марине уже принесли счет, и она расплатилась наличными.